К удивлению Грудера, ему немедленно ответили. Стало ясно, что линия отключена неспроста и что она находится под контролем военных. Слушая, что говорил Гарсиа, он сразу же пришел к выводу, что командир этой эскадрильи — не Родригес.
Гарсиа положил трубку и с мрачной ухмылкой сказал:
— Сожалею, доктор Грудер, но я всё же должен забрать этих людей.
Он подошел к окну и сделал знак сержанту.
Грудер в ярости выскочил из-за стола.
— Я повторяю вам, их положение слишком серьезное. Их нельзя никуда перевозить. Кроме того, один из них — подданный Соединенных Штатов. Вы что, хотите вызвать международный скандал?
— Ничего я не хочу, — сухо отозвался Гарсиа. — Я подчиняюсь приказам. Должен вас информировать, доктор Грудер, что эти люди подозреваются в заговоре против безопасности государства. И я имею указания арестовать их.
— Вы с ума сошли! — воскликнул Грудер. — Если вы заберете этих людей, вы окажетесь по уши в дипломатических дрязгах.
Он направился к двери. Гарсиа преградил ему путь.
— Я прошу вас не самовольничать, доктор Грудер, иначе мне придется арестовать и вас. — Он обратился к появившемуся в дверях капралу. — Проводите доктора Грудера на улицу.
— Ну что ж, если вы так настроены, делать нечего, — сказал Грудер, понимая, что он бессилен. — Да, а кто ваш командир?
— Полковник Коельо.
— Так вот, полковник Коельо может оказаться в щекотливом положении.
И он шагнул в сторону, пропуская Гарсиа в коридор.
— Ну, где ваши больные? — спросил Гарсиа, когда они вышли.
Он стоял, нетерпеливо похлопывая себя перчаткой по ноге.
Грудер быстро пошел по коридору. Около комнаты, где находился Форестер, он остановился и умышленно громко сказал:
— Вы должны осознать, что забираете этих людей вопреки моему разрешению. Военные не имеют права распоряжаться здесь, и я собираюсь заявить протест правительству Кордильеры через посольство Соединенных Штатов. И я обосную свой протест медицинскими соображениями: состояние больных таково, что их сейчас трогать никак нельзя.
— Где они? — повторил Гарсиа.
— Один из них только что перенес операцию, он еще без сознания. Другой — очень тяжелый больной, я настаиваю на том, чтобы дать ему транквилизатор.
Гарсиа заколебался, и Грудер продолжал давить на него:
— Послушайте, майор. Военно-санитарные машины не очень-то приспособлены к мягкой езде. Вы ж не станете отказывать человеку в болеутоляющем средстве? — Он похлопал Гарсиа по плечу. — Эта история скоро будет во всех американских газетах, и вам ведь не захочется осложнять себе жизнь приобретением репутации жестокого человека?
— Ладно, — нехотя согласился Гарсиа.
— Я пойду за морфием, — сказал Грудер и, оставив Гарсиа стоять в коридоре, пошел назад.
Форестер слышал этот разговор, когда с аппетитом расправлялся с едой, лучше которой, казалось, в жизни не пробовал. Он понял, что что-то случилось и что Грудер хочет представить его более больным, чем на самом деле. Он был готов к тому, чтобы подыграть, поэтому, когда открылась дверь, он заранее засунув поднос под кровать, лежал с закрытыми глазами. Стоило Грудеру дотронуться до него, он мучительно застонал.
— Мистер Форестер, — сказал Грудер, — майор Гарсиа считает, что в другом госпитале вы получите лучший уход, поэтому вас перевозят. — Форестер открыл глаза, и Грудер посмотрел на него из-под нависших бровей. — Я с этим не согласен, но обстоятельства выше меня. Впоследствии я проконсультируюсь с соответствующими властями по этому поводу. |