— Не говорите глупостей, — сказал Форестер. — Если бы я не разбирался в местной ситуации, моя корпорация давно бы избавилась от меня. Наши дела в немалой степени зависят от того, какое здесь правительство, и не дай бог, если в Кордильере к власти придут коммунисты.

Он достал бумажник и извлек из него визитную карточку, которую и передал О'Харе. На ней значилось: Раймонд Форестер, торговый представитель корпорации Ферфилд в Южной Америке.

О'Хара, возвращая карточку, спросил:

— Гривас был единственным коммунистом на борту? Я вот что имею в виду: когда мы садились, кто-нибудь из пассажиров как-то специально заботился о своей безопасности?

Форестер задумался, потом, покачав головой, сказал:

— Нет, кажется, для всех это было полной неожиданностью. — Он посмотрел на О'Хару одобрительно. — В настоящих обстоятельствах такой вопрос очень уместен.

— Что касается меня, — вдруг взорвалась мисс Понски, — то я не коммунистка. Одна мысль об этом…

О'Хара улыбнулся.

— Извините, мисс Понски, — сказал он подчеркнуто вежливо.

Родэ, склонившийся над миссис Кофлин, встал и сказал:

— Она умирает. Она потеряла много крови, у нее шок. Кроме того, на нее смертельно действует высота. Нужен кислород. Без него она обязательно умрет. — И сеньору Агиляру нужен кислород, он в тяжелом состоянии. — Он обвел всех взором. — Нам надо спускаться с гор. Нельзя оставаться на такой высоте.

О'Хара тоже чувствовал себя скверно. Страшно болела голова, колотилось сердце. Он долго жил в этой стране и знал, что такое «сороче» — высотная болезнь, и каковы се последствия. Разреженный воздух, кислородное голодание могли убить ослабленный организм. Он сказал:

— В самолете были баллоны с кислородом. Может, они сохранились.

— Да, — сказал Родэ. — Мы должны спуститься и посмотреть. А эту женщину сейчас лучше не трогать. Но если мы не найдем кислород, придется все же уходить отсюда.

Форестер заботливо произнес:

— Надо поддерживать огонь. Пусть все займутся поисками дров. — Он помолчал. — Принесите из самолета керосин. Он может нам понадобиться.

— Ладно, — сказал О'Хара.

— Давайте, — обратился Форестер к Пибоди. — Двигайтесь.

Пибоди лежал, хватая ртом воздух.

— Мне плохо, — еле выговорил он. — Головная боль просто убийственная.

— Это с похмелья, — сказал Форестер напрямик. — Вставайте-ка.

Родэ коснулся руки Форестера.

— Это — сороче, — отойдя в сторону, объяснил он. — От Форестера действительно толку мало. Пойдемте, сеньор О'Хара.

О'Хара вслед за Родэ вышел из сарая и содрогнулся в колючем холодном воздухе. Он осмотрелся. Посадочная полоса, похоже, была сооружена на единственном здесь гладком месте. Все остальное вокруг — крутые склоны, уступы и скалы. Рядом возвышались пики Анд, словно высокая цитадель, врезавшаяся в кристально-чистое холодное небо. Ее башни парили в высоте, ослепительно сверкая белизной снежных склонов на фоне яркой голубизны. Там, где из-за крутизны не было снега, темнели голые серые пики.

Было холодно, уныло и совершенно безжизненно. Не видно было ни одной полоски зелени, не слышно было птичьего щебета; только белизна снега, чернота скал и жесткая металлическая голубизна неба, столь же далекого и чужого, как и весь пейзаж.

О'Хара поплотнее запахнул куртку и посмотрел на другие сараи.

— Что это вообще за место? — спросил он.