— Я коммунистам не сдамся, — жестко сказал О'Хара.

Послышался хлопок — это выстрелил Родэ, и тотчас же в ответ раздалась беспорядочная винтовочная пальба, отраженная эхом в горах. Одна пуля рикошетом просвистела поблизости.

Подполз Родэ.

— Промахнулся. — Форестер хотел было сказать: «я же предупреждал», но промолчал. Родэ ухмыльнулся. — Однако я навел на них страху. Они побежали, а доска упала в воду.

— Это уже кое-что, — заметил О'Хара. — Может, нам удастся таким образом их задержать.

— Надолго ли? — спросил Форестер. — Мы же не можем их вечно держать под огнем, когда у нас всего десять патронов. Давайте-ка обсудим ситуацию. Оставайтесь здесь, Мигель, только смените позицию, они могли нас засечь.

О'Хара и Форестер повернули к оставшимся на дороге.

— Надо как-то подбодрить народ, — тихо заметил О'Хара, когда они подходили, — а то, я смотрю, все как-то сникли.

Все действительно были подавлены. Пибоди что-то негромко говорил мисс Понски, которая на этот раз молчала. Виллис сидел на камне и нервно болтал ногой. Чуть поодаль Агиляр что-то быстро говорил Бенедетте. Единственным человеком, по-видимому, сохранявшим спокойствие, был Армстронг, который невозмутимо посасывал свою пустую трубку и чертил что-то прутиком на земле.

О'Хара подошел к Агиляру:

— Нам надо решить, что делать дальше, — сказал он. — Как вы предложили нам.

Агиляр серьезно кивнул.

— Я же сказал, что от этого не уйти.

— Все будет в порядке, — сказал О'Хара и посмотрел на Бенедетту.

Ее лицо было бледным, под глазами темные круги.

— Дело, видимо, долгое, почему бы вам не заняться приготовлением обеда для всех нас? Сейчас самое время перекусить.

— Да, дитя, — сказал Агиляр, — займись-ка этим. Я помогу тебе. Я ведь хороший повар, сеньор О'Хара.

О'Хара улыбнулся Бенедетте.

— Ну вот, я вас и оставлю заниматься этим делом.

Он вернулся к остальным. Форестер уже держал речь, стараясь подбодрить людей.

— Вот такая ситуация, — говорил он. — Мы в ловушке, и выхода вроде бы нет, но нет и безвыходных положений. Нужны лишь сообразительность и сила духа. В общем, выбор такой: сдаваться или сражаться. Я лично собираюсь сражаться. И Тим тоже, правда, Тим?

— Правда, — ответил мрачно О'Хара.

— Теперь я спрошу остальных, кто что думает. Каждый должен сам принять решение, — продолжал Форестер. — Что вы скажете, доктор Виллис?

Виллис поднял глаза, лицо у него было напряженным.

— Даже и не знаю, что вам ответить. Видите ли, я по натуре не боец. Потом, каковы наши шансы? Я не вижу особого смысла бороться, когда мы все равно проиграем. Надежд у нас, по-моему, никаких нет. — Он помолчал, потом нерешительно добавил: — Впрочем, я как большинство.

«Ах, Виллис, негодяй, любитель отсиживаться за чужими спинами», — подумал О'Хара.

— Пибоди? — резко, как кнутом ударил, сказал Форестер.

— Какое мы имеем ко всему этому отношение, черт меня возьми! — взорвался тот. — Чего ради я буду рисковать своей жизнью из-за какого-то плюгавенького политика. Надо отдать его тем, кому он нужен, и уматывать отсюда.

— Что вы скажете, мисс Понски?

Она кинула презрительный взгляд на Пибоди, но никак не могла начать. Вся се разговорчивость улетучилась куда-то, осталась лишь оболочка.