– Но неудобный для сбыта, – сказал я.

– Возможно. Я хватилась монеты только вчера. Я еще долго не хватилась бы, так как и близко не подхожу к коллекции, но вчера позвонил один человек из Лос‑Анджелеса по имени Морнингстар. Он представился торговым агентом и поинтересовался, подлежит ли, как он выразился, Брэшер Мердока продаже. К телефону подходил мой сын. Он ответил, что вряд ли, но надо уточнить у меня, – и попросил мистера Морнингстара позвонить попозже. Меня он не стал беспокоить: я отдыхала. Агент обещал перезвонить. Сын передал об этом разговоре мисс Дэвис, а та – мне. Я велела ей позвонить этому человеку. Мне было просто интересно.

Она отпила из бокала, потрясла платком и хрюкнула.

– Что вам было интересно, миссис Мердок? – спросил я, чтобы хоть что‑нибудь сказать.

– Если человек является торговым агентом, он должен знать, что монета не продается. Мой муж, – Джаспер Мердок, указал в завещании, что никакая часть его коллекции не может быть продана, предоставлена во временное пользование или в залог, пока я жива. Не может быть вынесена из дома – кроме как в случае какого‑либо бедствия, представляющего угрозу зданию, да и тогда только в присутствии поверенных. Мой муж, она мрачно усмехнулась, – считал, что я могла бы уделять больше внимания этой куче металла при его жизни.

Стоял прекрасный день, светило солнце, благоухали цветы, пели птицы. По улице с приглушенным, успокаивающим гулом проезжали машины. В сумрачной комнате, пропитанной тяжелым винным запахом, рядом с этой грубой, малопривлекательной женщиной все казалось чуть нереальным. Я вверх‑вниз качнул ногой и продолжал молча ждать.

– Я поговорила с мистером Морнингстаром. Его полное имя Элиша Морнингстар. Его офис расположен в Белфонт‑Билдинг на Девятой, в центре Лос‑Анджелеса. Я сказала ему, что коллекция Мердока не продается и, пока я жива, продаваться не будет. И выразила удивление его неосведомленностью в этом вопросе. Он что‑то замычал и заблеял, а потом спросил, нельзя ли ему посмотреть дублон. Я ответила, что, конечно, нельзя. Он довольно сухо откланялся и повесил трубку. Старик – судя по голосу. А я пошла наверх взглянуть на дублон самолично, чего не делала уже целый год. Монета исчезла из запертого сейфа.

Я молчал. Она снова наполнила бокал и выбила дробь толстыми пальцами на ручке шезлонга.

– Вы, вероятно, догадываетесь, о чем я сразу подумала?

– Вероятно. В том, что касается мистера Морнингстара.

Кто‑то предложил ему монету, и он знал или подозревал, откуда она. Монета, должно быть, очень редкая.

– Не бывший в обращении дублон, так называемый незатертый образец, действительно большая редкость. Да. Именно это и пришло мне в голову.

– Каким образом монету можно было украсть?

– Это мог очень просто сделать любой обитатель дома. Ключи всегда лежат у меня в сумке, а сумка валяется где попало. Было легче легкого вытащить ключи, открыть сейф и шкатулку, а потом возвратить ключи на место. Для постороннего это, может быть, и трудно, но для любого из домашних нет ничего проще.

– Ясно… Почему вы решили, что монету взяла ваша невестка?

– Собственно, никаких доказательств у меня нет. Но я в этом совершенно уверена. Вся прислуга в доме состоит из трех женщин, которые появились здесь очень давно, – задолго до того, как я вышла замуж за мистера Мердока, а это произошло всего семь лет назад.