Она услышала звук соскользнувшей открывшейся задвижки. Замерла, подумав, что из спальни Хозяйки раздался негромкий звук, но все было тихо.

Сердце у Смолевки колотилось так же, как когда она заходила голая в воду.

Она опять схватилась за ручку, потянула, и в это время плинтус легко двинулся, выскользнув, как передняя панель мелкого потайного ящичка, пронзительно заскрипели полозья. Смолевка замерла.

Она закусила губы, закрыла глаза, как будто эти действия могли уменьшить шум, и потянула снова.

Ящик открылся. Потайное место отца нашлось. Она встала на колени, но не для того, чтобы осмотреть содержимое, а подождать, не зашевелится ли кто-нибудь в доме.

Во дворе пропели первые птицы. Скоро проснется Уирлаттон, и эта мысль заставила её поторопиться.

В ящике было два свертка. Она подняла первый. Услышав звук монет, она догадалась, что это был тайный отцовский запас денег. Во многих домах, даже в самых бедных, старались отложить небольшую сумму денег на случай тяжёлых времен. Агнес рассказывала, что её мать держала кожаный кошелек с двумя золотыми монетами под краем соломенной крыши, а этот тяжёлый мешочек был запасом Мэтью Слайта. Она положила сверток на одну из его рубашек и взяла второй, меньше и легче.

Затаив дыхание, она задвинула ящичек обратно. Не нужно никому знать, что она была здесь. Пальцами нашла кольцо задвижки, толкнула, и сундук выглядел как прежде.

Где-то лязгнуло о камень ведро; она услышала скрип и оханье насоса во дворе и поняла, что Уирлаттон сейчас проснется. Завернула в рубашку оба свертка, выскользнула из комнаты и тихо пошла в свою спальню.

— «» — «» — «»—

В кошельке оказалось пятьдесят фунтов, гораздо большая сумма, чем большинство людей могли даже мечтать. Пятьдесят золотых фунтов, каждый с изображением головы короля Якова, она смотрела на деньги на туалетном столике и понимала, что теперь может бежать. Она улыбнулась при мысли, что деньги, которые отец хранил на случай бедствия, помогут бежать ей из Уирлаттона. Осторожно, медленно она положила деньги обратно в кошелек, кладя каждый тяжёлый кусочек золота по очереди, чтобы шум не разбудил никого из слуг.

Второй сверток был перевязан шнурком. Она разрезала узел своими ножницами для шитья и развернула старую желтую ткань, хранившую отцовский секрет.

Внутри была пара перчаток.

Нахмурившись, она взяла их, заметив, что в свертке есть ещё два предмета. Перчатки были сшиты из кружева, изысканного и красивого, хрупкого как тростинка, и видеть их в пуританском доме было так же невероятно, как и карточную игру пьяных. Это были женские перчатки, сшитые для кого-то с длинными тонкими руками, Смолевка осторожно надела одну из них и вытянула руку в перчатке к окну. Перчатка была старая и жёлтоватая, но все ещё прекрасная. На запястье по кругу были пришиты маленькие жемчужинки. Казалось что рука одетая в перчатку принадлежит кому-то другому. Она никогда не носила ничего красивого, ничего нарядного и смотрела на одетую в кружево руку, улыбаясь произведенному эффекту. Она не могла понять, почему такое прекрасное должно считаться грешным.

Смолевка осторожно сняла перчатку, сложив её как прежде, и взяла другой предмет. Это был кусок пергамента, сгибы его потрескались и засохли, она очень боялась, что бумага порвется, когда будет разворачивать. Это было письмо, написанное витиеватым и четким почерком. Сев на подоконник, она прочитала.

«Иудей отправил тебе драгоценность, извести меня, получил или нет. Это очень важно. Я долго работал над этим, и его власть будет в твоем распоряжении, по крайней мере, пока девочке не исполнится двадцать пять лет. Ковенант в безопасности, пока в безопасности драгоценность.

Очень важно, чтобы ты прислал оттиск Печати на имя, которое я тебе укажу, и я настоятельно требую, чтобы ты пометил Печать лично, чтобы нас не обманула фальшивая печать.