Однако Димон быстренько разрулил стычку, и почти сразу одна из машин двинула к ступеням аэровокзала, на которых стояли Сопло с Котом.
К удивлению Георгия, внутри такси было вполне приличным и чистым, а главное — теплым: чужой морозный воздух, насыщенный к тому же заводскими дымами, успел не только пощипать носы приезжих москвичей, но и пробраться за шиворот не по сезону легких пальто.
Димон, усевшийся рядом с водителем — щуплым веснушчатым парнем, повернулся к Сопелову.
— Едем в лучший здешний отель, «Ижевск» называется, — сообщил он. — Витек вот этот говорит, местов там навалом, а ежели что — у него там тетка администратором пашет.
Сопло молча кивнул, сообразив, что именно из-за тетки умный Димон и выбрал этого шофера: заказать места из Москвы они не успели, тем более что двинули сюда и не из Москвы даже, а из Химок, воспоминание о пребывании в которых хорошего настроения Соплу не прибавило… Хотя кое-какое удовлетворение он получил: смерти, желательно собачьей, Сопелов желал этому говнюку страстно и давно…
Такси бойко катило по какой-то заснеженной дороге, по сторонам которой действительно высился лес, угрюмый, черный и молчаливый. Лишь спустя полчаса начали возникать хоть какие-то признаки цивилизации: словно нехотя огромные сосны и ели отступили от дороги, между редкими фонарями нет-нет да мелькали избушки-развалюхи, в некоторых из них желтоватым шестидесятисвечовым светом горели маленькие окошки… А потом, к немалому изумлению пассажиров, в одну минуту все изменилось, и, словно по волшебству, перед машиной и вокруг нее возник город. Вынырнувший из-за очередной купы деревьев, закрывавших обзор, он вспыхнул многочисленными разноцветными огнями, ничуть не уступающими московским, высокими домами и просторными, куда просторнее большинства столичных, улицами. Несмотря на поздний час, улицы выглядели довольно оживленно и по части пешеходов, и по части машин.
— Ни хрена себе, — пробормотал Кот. — Прям как Европа какая…
— А что ж, мы не Европа, что ли? — впервые заговорил водитель. — Мы и есть Европа, до Урала-то от нас ишшо пилить и пилить.
Говорок у него тем не менее был типичный уральский — с округлыми, словно бочки, «о», а в голосе слышалась легкая обида.
Машина между тем мчалась по улице, уходящей вверх, как будто находилась она на пологом склоне гигантской горы, по сторонам мерцали неоновыми надписями на первых этажах солидные «сталинки».
— Это, — продолжал разговорившийся Витек, — значит, улица Пушкинская, а это, значит, наш Дом правительства и площадь, вона впереди — отель, а то, что слева торчит, это, значит, такой памятник на набережной, у нас его называют «Лыжи Галины Кулаковой», поскольку Галина Кулакова родом отсюдова!
Он гордо покосился на Димона, а Сопло невольно пожал плечами: кто такая Галина Кулакова — он понятия не имел. Но, видать, важная птица, если ее лыжами обозвал и дурацкий монумент, просматривающийся слева и внизу площади, на которую уже выехала машина. Дальше простерлось какое-то мутно-белое пространство, переходящее в сплошную тьму. Замерзшая река? Может, тут Волга течет?
— А тама — наш Пруд, — развеял его сомнения водитель, очевидно, возомнивший себя экскурсоводом. — Четыре километра в поперечине, а в длину аж четырнадцать, впадает в Каму. А Кама в Волгу!
— Хватит трепаться! — обозлился Димон. — Ну, веди нас к своей тетке!
Такси уже стояло некоторое время возле высокого многоэтажного здания, на крыше которого розовым неоном светилось слово «Ижевск». Патриот своего города, Витек снова обиженно засопел, но послушно вылез из машины и распахнул обе пассажирские дверцы. |