Хеклер мирился с этим лишь первые дни, пока не понял, что здесь правит тот же тюремный закон — сильный всегда прав.

И он стал одним из сильных. Если его интересовали спортивные новости, а кто-то из коллег хотел смотреть мыльную оперу, он просто переключал на нужную ему программу и никто не смел возразить.

А то и вообще вырубал телевизор, если собирался почитать или поразмышлять. Или если просто хотел показать, кто тут главный. Другие приняли его правило и не противились.

Пожизненное заключение. Он отсидел уже пять лет и надеялся лишь на условное освобождение еще через пять, но вот человек Хобарта Таунса приехал за ним и его, Хеклера, вывезли из тюрьмы и — соблюдая все меры предосторожности, меняя машины — доставили в какое-то укромное место.

Там ему предложили стаканчик виски, сигару и шанс начать новую жизнь.

— Вы убили человека во время вооруженного ограбления, — сказали ему. — Вы намеренно это сделали?

— Нет.

— Тогда почему?

— Пришлось. Он направил на меня пистолет.

— А вы не могли бросить оружие?

— Нет. Я не хотел, чтобы меня поймали.

— Вы прослужили в армии восемь лет. Прекрасная характеристика. Вы имели звание офицера. Почему вы ушли?

— Не было перспективы. Не было денег.

— А вы могли бы снова убить?

— Это предложение?

Мужчина, который его спрашивал, только улыбнулся.

Хеклер, бывший капитан, получил амнистию и звание подполковника президентских «Ударных отрядов».

Фортуна — дамочка непредсказуемая.

Вертолет снижался.

Снегопад усилился.

— Рота! Равняйсь! Смирно! На караул!

Хеклер тоже вытянулся; его рука касалась кобуры, висевшей на поясе. Там была новенькая девятимиллиметровая «Беретта» — все офицеры «Ударных отрядов» обожали этот пистолет.

Он усмехнулся незаметно себе в усы.

Что день грядущий нам готовит?

Глава двенадцатая

Левая рука еще болела, но Смит не стал носить ее на перевязи, которую изготовила Лилли. Надвинув шляпу на лоб, чтобы защитить лицо от ветра и снега, он направился через двор в сторону конюшни.

Все вокруг было занесено снегом, и теперь Мэтью не смог бы определить место, где женщина закопала диких псов.

Он вошел в конюшню и — не обращая внимания на других лошадей — сразу же двинулся к Араби. Она почуяла его и подалась вперед, тычась мордой в его ладонь. В ладони были два кусочка сахара, которые Смит принес своей любимице.

— Ну, ну, милая, — сказал он растроганно, поглаживая лошадь. — Ты ведь любишь и меня тоже, не только сахар, правда?

Смит подергал ее за гриву, хлопнул ладонью по шее, а Араби вытянула к нему голову, чтобы хозяин почесал ее между глазами. Эту ласку она очень любила.

Мэтью выполнил немую просьбу животного, но мысли его были уже далеко. Присутствие Араби всегда успокаивало его, и он часто приходил в конюшню, если ему требовалось обдумать какую-то проблему.

Смит принял решения; он понимал, что приговорил сам себя.

А если…

«Если» было большим. Необходимое количество хорошо подготовленных «патриотов» из Метроу должны были, по сути, пересечь всю страну и провести в высшей степени сложную военную операцию, которую ни за что не сумели бы осуществить Боб и его индейцы.

И, конечно, была еще другая сторона медали.

Смит почесал в затылке.

— Хочешь еще сахара? — спросил он у лошади. — Ну, на, на, сладкоежка, бери.

Мэтью достал из кармана еще два кусочка, протянул животному на открытой ладони.