Мало того, так и реципиент учил греческий. Такое ощущение, что Владислава Богояровича готовили к принятию сана, от него я знаю последовательность всех служб и наизусть много священных текстов. Ну а когда встал вопрос о том, что нужно ехать «в греки», усилил изучение греческого, как и немного поднаторел в латинском.

Вот как я не ругался, не отчитывал, отца Даниила, это был умнейший человек своего времени. По крайней мере, он знал и греческий и латынь, даже в математике понимал, на уровне, конечно, развития ее на Руси. Не могу до сих пор словить смысл использования букв вместо цифр, настолько у меня укоренились арабские цифры.

Так вот, Даниил, как и до него, Спиридон, по возможности занимались моим образованием, вернее, помогали ликвидировать пробелы науки, уровня средневековой религиозной засоренности мозгов. Получалось на удивление столь лихо, что и Даниил в задумчивости разглаживал свою бороду.

Для себя я объяснял свою способность быстро улавливать любую науку и новую информацию тем, что вокруг стало мало отвлекающих факторов. Как это было в будущем? Новости, информационная повестка, куча аналитики, объемная школьная программа и постоянное изучение кого-нибудь и что-нибудь. Вот поехал в Сирию, к примеру, так нужно знать и менталитет местных, отношение алавитов к шиитам или к суннитам, и много чего еще, что нужно учить. Или в Мали… Там так же куча своих особенностей. И всю информацию держишь в голове. А еще новые цифровые технологии, новые системы вооружения и тактики. Много информации приходилось держать в голове.

А в этом мире, мало новостей, мало чего-то нового, нет информационной повестки. Вот и получилось все отринуть, «отформатировать» свою память, а освобожденные гигабайты пространства и забивать-то нечем. Выходит так, что мозг просит информации, впитывает ее, как губка. Ну и не малую роль играет мотивация. Это в будущем учить латынь — занятие для задротов, или узких специалистов, а здесь пока что безнее не быть реально образованным человеком. По крайней мере, у образованных людей это такая система опознавания «свой-чужой». А я хочу произвести серьезное впечатление на византийцев.

— Мое имя Андроник, так можешь ты, воевода, ко мне обращаться. Я немного знаю русский язык, но не настолько, чтобы полноценно на нем говорить, — как только я переместился на борт небольшой яхты, «евнух» стал посвящать меня в таинства и правила поведения в Константинополе.

Смешно. Только что я инструктировал своих людей, а сейчас меня поучают, что хорошо, а что невозможно и плохо. И было понятно, что нужно дополнительно поговорить со своим сопровождением.

Как я и думал, в столице Византии есть целые кварталы, куда мне ход закрыт, как в этом убежден сопровождающий. Бандитские районы, куда и стража не заходит, свободные для посещения, но там грабят каждого входящего. Мол, неважно даже сколько воинов в сопровождении брать, все равно ограбят. Если напрямую не нападут, с крыш обстреляют, или камней на голову накидают.

— И почему не навести порядок? — удивился я, услышав такие подробности о жизни города.

— Там и добрые люди живут, они черную работу выполняют, там… — Андорник замялся.

— Можешь не объяснять, уважаемый. Это все понятно. Там бордели, в которые ходят уважаемые в городе люди, с тех мест кормится стража, позволяя грабить, я все понимаю, — усмехнулся я.

— Откуда? — удивился сопровождающий.

— Совет тебе, уважаемый, не относись ко мне, как к варвару неразумному, я не такой, подобное пренебрежительное отношение только злит и не поможет нам наладить дружеское общение. Я многое понимаю и вижу, — я достал из-под плаща суму, извлек из нее золотое колечко и одну шкурку соболя.