Долго думал над алкоголем. Спаивать Русь не хотелось, тут пока хватает пива, меда. Решил этот вопрос оставить на потом. Если возникнут надежные выходы на Европу, то займусь. Бутыли создать мои стеклодувы смогут, кузнецы так же способны по чертежам создать змеевики и все нужное. Так что после…

И вот уже «помахал платочком» уходящим в поход на черемисов братьям, принял первую партию железа из Выксы, как и десять возов высокоуглеродистого металла от владимирского князя, который купил его у шведов. Вроде бы все, что нужно, сделано. Оставалось попрощаться с женой и в путь.

— Крови нет три недели, а должна быть, — смущаясь, возможно от того, что не могла унять слезы, говорила Маша.

Я ждал этого. Смены настроения от буйства до плача, от «я тебя ненавижу», до «я тебя люблю», странный рацион питания, основанный на соленых огурцах — все это говорило, что внутри супруги бушуют гормоны. Маша съела почти все огурцы, которые были! Сколько труда стоило Арону раздобыть семена этого фрукта, а персы огурцы считают не овощем, а фруктом, я не знаю, но могу лишь догадываться. И почти все съедено. Урвал только малый бочонок, чтобы угостить диковинным кушаньем смоленского князя, да Изяслава Мстиславовича.

— Береги себя и ребенка! — серьезно потребовал я. — И верность мне береги, не делай глупо…

— Не обижай меня подозрениями! — почти выкрикнула Маша.

— Прости, — повинился я.

Правда, чего это я? Еще бы пояс верности заказал бы у кузнецов!

Шум во дворе отвлек меня от прощания с женой. Уже через минуту, после того, как кто-то стал выкрикивать у крыльца терема неразборчивые требования, в нашу с Марией спальню постучали. Я окинул взглядом жену, она сразу же накинула на себя халат, пошитый ранее по моему требованию и под контролем. Он был, скорее, похож на банный, но для ношения дома и, чтобы прикрыть прелести супруги, самое то.

— Войди! — повелел я.

В комнату вошел, чинно поклонился мне и Марии, слуга. Я взял двоих мужиков и трех баб себе во служение, а еще были две девушки, соплеменники жены, которые занимались обслуживанием Маши, а так же были для нее главными шпионками, стремясь разузнать все обо всех в округе, а так собеседницами и партнершами в танцах и песнях.

— Прибыл сотник Боброк, воевода, — сообщил вошедший.

Неожиданно, как-то не вовремя, однако, это радует. Задачей у Боброка, как и у Стояна, было выявить очередной торговый обоз купца Горыни и… С этим недоразумением нужно было уже давно решать. Надеюсь, что вопрос закрыт.

— Это те люди, что ты оставлял у Киева в лесах? — спросила Мария.

— Да, — скупо отвечал я, выходя из комнаты.

Я посвящал жену в некоторые свои дела. Не во все, делал это порционно, определяя эмоции женщины и ее отношения к тому или иному поступку. Ссора с Горынейстала триггером, по которому я хотел понять, насколько жена МОЙ человек, не только в качестве женщины, но и соратника. Тем более, что нужно было рассказать про Рахиль, к которой неожиданно прониклась Маша. А когда стало известно, что у Ирины-Рахиль бурный роман с Лисом, что они даже в чистом поле, при скоплении воинов умудрились «оплодотворить» посевы ржи, так моя жена и вовсе стала дочь Арона считать подругой. До того, мнила в Рахиль соперницу.

Ну а Горыня в понимании дочери Степи, пусть внешне и покорной, но внутренне, вольной и свободолюбивой, превратился в первостатейного гада. Так что женушка советовала мне не миндальничать с купцом, а поступить по принципу «нет человека — нет проблем», в чем я был с ней солидарным. Возможно, такая жестокость по отношению к киевскому купчине была вызвана еще и намеком мне, чтобы не становился таким, как Горыня.

— Рад видеть тебя, витязь-брат! — сказал я, обнимая Боброка.