Трое были совершенно обычного вида: мускулистые,
энергичные любители поспорить, позабывшие свою обычную сдержанность на два предстоящих дня. А четвертый был невысокого роста, худощавый,
мрачного вида и неопределенного возраста; говорил он с явным ланкаширским акцентом.
– За завтрашний успех «Лайонз», – провозгласил он следующий тост, поднимая стаканчик. Его друзья торжественно поблагодарили его за это. Один из
них – на лацкане его пальто был нацеплен значок, на котором грязная, облезлая, бродячая кошка, стоящая на задних лапах, очевидно, изображала
царя зверей – достал свой портсигар и заметил, уже не в первый раз:
– Никак не думал, что мы когда нибудь улетим. Когда мы сидели в Торонто из за этого проклятого тумана, я сказал себе: «Энди, очень возможно,
черт возьми, что мы можем не попасть на этот матч!». Тем не менее, мы опаздываем только на несколько часов и можем с успехом выспаться в
самолете.
– Я надеюсь, нас сначала покормят, – заметил один из его друзей. – Я проголодался. Когда же принесут обед?
– Я полагаю, чуть позже. Обычно они разносят его около восьми, но сейчас все сдвинулось из за этой задержки.
– Неважно! Давайте выпьем в ожидании обеда, – предложил ланкаширец по прозвищу «Тушенка», поднимая бутылку.
– Полегче, дружище! У нас ее осталось не очень много.
– Да, нет. Водки у нас больше, чем вам кажется. Ну, поехали! Это поможет нам уснуть.
Остальные пассажиры, среди которых три или четыре женщины, разговаривали или читали или предвкушали предстоящую игру, радуясь тому, что их
трансконтинентальное путешествие подходит к концу. В иллюминаторе еще можно было видеть мерцающие синие и желтые огоньки последних окраин
Виннипега, пока их совсем не скрыли облака. Самолет набирал высоту.
В крошечной, но хорошо оборудованной кухоньке стюардесса Джанет Бенсон готовилась разносить обед, который она должна была подать еще два часа
тому назад. В зеркале над стеклянным шкафчиком отражалось то радостное настроение, которое ее охватывало в начале полета и переизбыток которого
ей не от кого было скрывать в своем служебном помещении. Доставая из встроенных ящиков салфетки и приборы, она что то весело напевала. Роль
официантки была наименее приятной из всех обязанностей стюардессы и Джанет знала, что ей предстоит выматывающий час: накормить полсотни голодных
людей – но, тем не менее, она была счастлива и уверена в себе. Многие из ее коллег, когда видят ее развевающиеся из под форменной шапочки
светлые волосы и движения ее стройного тела во время работы на кухне, оценивающе присвистывают и тоже заряжаются ее уверенностью. В свои
двадцать один Джанет только начинала вкушать жизнь, и находила ее прекрасной.
Впереди, в пилотской кабине, единственным звуком был гул работающих двигателей. Оба пилота сидели абсолютно неподвижно, если не считать редкого
движения руки или ноги; их лица едва освещались множеством шкал на приборных панелях. В наушниках, наполовину прикрывающих уши, был слышен
постоянный треск и переговоры самолетов между собой и с наземным диспетчером.
Командир корабля Даннинг вытянулся в кресле, разминая затекшие мышцы, и шумно выдохнул сквозь свои пышные усы – эта манера командира была хорошо
известна его экипажу. Выглядел он старше своих лет – а ему было тридцать один.
– Как температура головки блока цилиндров третьего двигателя, Пит? – спросил он, бросив взгляд на второго пилота. Пит повернулся и посмотрел на
приборную панель.
– О`кэй, командир! Я проверял его в Виннипеге, но они не смогли ничего найти. |