Домой я шел под дождем. Луны не было видно, и я не мог узнать, есть вокруг нее ореол или нет.

Когда я вошел в свой подъезд, обычно флегматичный Арманд назвал меня по имени. Я сегодня уже дважды проходил мимо него, и он умудрялся меня не замечать. Он и Феликс – два сапога пара, оба сонные, вялые, а третий швейцар, дежуривший по ночам, взял себе за правило появляться на людях только под градусом. Их бы всех на месячную переподготовку на Восемьдесят девятую или Риверсайд-драйв.

Из кресла с цветастой обивкой навстречу мне поднялась женщина лет двадцати восьми с копной черных волос, спадавших ниже плеч. Суживающееся книзу лицо, похожее на опрокинутый треугольник, заканчивалось острым подбородком. Ее маленький рот горел глянцевой губной помадой, глаза были сильно обведены тенями, а на ресницы, если они свои, ушли килограммы химических удобрений.

– Мистер Роденбарр? Мне нужно поговорить с вами.

Ага, вот чем объясняется приветствие Арманда! Таким тонким способом он указал ей на меня. Надеюсь, его хорошо отблагодарили за услугу, потому что он только что вылетел из списка тех, кому надо сделать рождественские подарки.

– Слушаю вас.

– Я по важному делу. Ничего, если мы поднимемся наверх, к вам?

Она помахала своими фантастическими ресницами. Над ними виднелись две маленькие дужки, заменявшие Богом данные брови. Если бровь твоя вредит тебе, выщипли ее, как гласит переиначенное евангельское изречение.

Воистину она была живым воплощением «девушки моей мечты», как она рисуется воспаленному воображению подростка. Туфли на высоченных каблуках-шпильках с ремешком на лодыжке. Черные блестящие штаны, сидевшие на ней так плотно, что искусственная кожа, из которой они были сделаны, казалась ее собственной. Кроваво-красная блузка из переливающейся на свету синтетической ткани так туго обтягивала ее бюст, что это не позволяло ни на секунду забыть, что человек принадлежит к классу млекопитающих животных. Черная блестящая сумка. Свернутый черно-красный зонт.

Золотые клипсы. Изумрудные сережки, которые мы украли у Колкэннонов и продали Абелю, смотрелись бы на ее крошечных мочках потрясающе, и мне неожиданно подумалось, будто она хочет, чтобы я вызволил их для нее из квартиры Абеля.

– Ко мне? – неопределенно промычал я.

– Можно?

– А почему нет?

В замкнутом пространстве лифта меня всего обдало запахом ее духов – ароматом мускуса и пачулей, и этот смешанный запах одновременно возбуждал и отталкивал. Я не мог отделаться от ощущения, что она не надушилась, а так пахнет с самого рождения.

Кабина остановилась на моем этаже, дверцы раскрылись. Мы шли по узкому коридору, и мне казалось, что все соседи прильнули к глазкам, чтобы посмотреть, кого их жилец и взломщик привел к себе на ночь. Проходя мимо квартиры миссис Хеш, я как будто услышал, как она неодобрительно зацокала языком.

Ни в лифте, ни в коридоре мы не обменялись ни словом. У своей двери я с трудом удержался, чтобы не продемонстрировать свое искусство отпирать замки без ключей. Войдя, я засуетился, зажигая всюду свет и втайне сожалея, что не переменил простыни после Дениз. Моя гостья вряд ли стала бы возражать против того, чтобы лечь в постель, где недавно была другая женщина, но все же...

– Хотите выпить? – предложил я. – Что вам смешать?

– Ничего.

– Может быть, чашку кофе? Или чай? У меня есть обычный и цветочный.

Она помотала головой.

– Садитесь, устраивайтесь поудобнее. Мы, кажется, незнакомы, и я не знаю, как вас зовут.

Я никогда не испытывал ничего подобного. Дешевка, пробу ставить негде и вместе с тем совершенно неотразима! Не припомню, чтобы какая-нибудь женщина так распалила меня.