— Ну, Костик, работай, — совсем рядом с ним таинственно темнели на щеках и лбу маленькие коричневые родинки, похожие на звездочки. Он уставился в чашку с плавающими чаинками, сгорбился, притих и прикоснулся своими грубоватыми, обветренными, сразу пересохшими губами к краю чашки.

Пил небольшими глотками, и даже не пил — беззвучно, по капле втягивал в себя и старался не подымать головы, не смотреть на нее. Надо было привыкнуть к ней вблизи, к ее словам и лицу, к этой большой многолюдной комнате и ко всему, что было в ней. Чуть освоившись, скользнул взглядом по стене с яркими детскими художествами на твердых листах из альбома: остроносые парусники на крутых синих волнах, космонавты в скафандрах на диковинных планетах с огненно-красными, фиолетовыми, желтыми деревьями и необыкновенными существами с выпуклыми и горящими, как фары автомобиля, глазами — у каждого по четыре ноги, обутых в сапожки, и одно огромное на самой макушке ухо… Рядом с этими картинками висели застекленные коробки с наколотыми многоцветными бабочками и жуками. И еще Костя увидел на стене прикрепленную несколькими проволочными скобами — обои не пожалели, его бы мама запретила! — какую-то большую темно-серую высушенную рыбину с длинным острым отростком на носу…

— Знаешь, кто это? — спросила Люда, заметив на его лице недоумение.

— Меч-рыба! — опередил ее детский голосок с другого конца стола, и Костя увидел маленькую девочку, тоже кареглазую — конечно же, и она была Сашкиной сестрой: до чего же они все похожи! — Папе рыбаки подарили!

— Разве меч-рыба водится в Черном море? — спросил Костя.

— В том-то и дело, что нет, — длинные, красиво вырезанные Людины глаза с густыми черными ресницами засветились, — да вот эта невезучая рыбина перепутала адрес, нечаянно зашла через Босфор и поплатилась за это жизнью — попала в ставники у Скалистого…

— Ничего она не невезучая, — принялась спорить все та же маленькая девочка. — Она же знала, что мы ни разу не видели ее, вот и решила зайти и показаться.

За столом громко засмеялись.

— Дороговато ей это обошлось, — сказал отец, — и знаешь, сколько она проплыла километров?

— Иринка у нас все знает, — ответил Сашка. Потом кивнул Косте на книги: — Выбирай!

Костя почувствовал огромное облегчение: он так был рад отвлечься от Людиных глаз, улыбок, голоса, от всего, что теснило, царапало и мучило его здесь. Как подкинутый катапультой, он вскочил со стула и подошел к книгам. Их в комнате было очень много. Они плотно стояли на полках — белых, струганых досках, прибитых к одной из стен — и были тесно наложены сверху… Куда больше было, чем у Кости до того, как отец отнес их в магазин. Многие книги были сильно потрепаны, подклеены, читаны-перечитаны. Костя встал на корточки и, ощутив прежнее, полузабытое уже волнение, трогал корешки, просматривал названия, листал и не знал, какая интересней, какую надо выбрать в первую очередь.

— Какую взять? Посоветуй, — спросил Костя.

— Ради бога, не проси у него совета! — вмешалась в разговор Люда. — Раньше он читал только о художниках, потом о кино, о киноактерах, а сейчас ничего не признает, кроме книг о войне… Я бы на твоем месте взяла вот эту. — Она легко опустилась на корточки возле Кости, поправила на коленках завернувшуюся юбку и вытащила с нижней полки толстую книгу с высокой пальмой и белым накатом волн на обложке.