В соседних деревушках пели петухи. Легионы угомонились. В одной из этих деревушек, полагая, что безопасность требует ухода из горнила легионных страстей, скрывался Макрин. В глубокой тайне он решил провести ночь в бедной хижине, выдав себя за путешественника, который не успел добраться до ближайшей гостиницы. Укладываясь на покои, он развернул одну из своих любимых книг: «О заговоре Катилины» Гая Саллюстия Криспа. Саллюстия так же, как Сенеку, Марка Аврелия и Тацита, он возил с собою во всех своих путешествиях. Развернув свиток, он в сотый раз прочел знакомые слова, такие утешительные, такие мужественные слова римского мужа:

«Всем людям, которые стремятся стать выше других существ, надлежит прилагать всяческие усилия, чтобы не совершить жизненный путь свой бесследно подобно скотам, склоненным к земле, в рабском подчинении чреву. Нет, дух наш господин, а тело наше подобно рабу: первый роднит нас с миром диких зверей... Ведь слава, приобретенная богатством и красотой, – тленная, добродетель же есть сокровище вечное...»

Чтение успокаивало, настраивало на торжественный лад. Уже не такой казалась страшной ночь за стенами хижины, судьба, темная и неизвестная, и весь огромный римский мир.

«А между тем многие мужи из тех, что любят покушать и поспать, прошли свой путь рассеянно, как путешественники, не думая о самом главном... Сколь прекрасно приносить пользу отечеству, неплохо также уметь произносить речи, прославиться можно и в мирное время, и на поле брани... А мне, хотя совсем неравная слава окружает того, кто описывает подвиги, и того, кто их совершает, представляется особенно трудной задача историка...»

Макрин опустил книгу. Светильник тускло горел на скамье в изголовье ложа. На полу, подостлав овчины, спали и храпели во сне два преданных центуриона. Два других находились снаружи – предосторожность не была лишней. В другом углу храпел со своей супругой хозяин хижины. Под этот животный храп Макрин думал о высоких материях. Что влечет его? Слава, желание сделать людям добро, служение человечеству? Вынырнувший из клоаки жизни, столь вознесенный судьбой, он не знал, что ждет его завтра: пурпур или смерть? Подумать только! Завтра взойдет солнце, и, может быть, в самом деле, его блистательная карьера завершится в сонме цезарей, во славу Рима...

По повелению Марка Опилия Макрина, префекта претория, сооружение погребального костра было поручено Пятнадцатому легиону. Люди Пятнадцатого не знали высокой особы почившего, и им не могли прийти в голову вредные мысли о предательских обстоятельствах его смерти. Исполнявший обязанности легата Тиберий Агенобарб Корнелин послал на указанное ему место три центурии мастеров, привычных не только к кузнечному молоту, но искусных и в плотничьей работе. Местом для погребального костра было предназначено широкое, избитое конскими копытами поле, на котором производились конные учения стоявших под Эдессой легионов.

Волы доставили из Эдессы необходимый строительный материал – бревна и доски, а также амфоры с горючей смолой и с благовониями. Всю ночь стучали топоры. Костер надо было закончить к утру. Корнелин решил лично посетить место работы. В одной короткой тунике, высоко открывавшей его мускулистые ноги, он поскакал в душную черную ночь. Свистевший в ушах ветер немного освежил лицо. На небе стояли звезды, Млечный Путь опоясывал мироздание. Где-то за этой ночью были Рим, Италия, Грациана.

За треволнениями последних дней некогда было подумать о том, что ведь Грациана жила уже не в городе над Дунаем, а в Риме, ходила с подругами в храм Весты, чтобы принести богине цветы, смеялась, ела хлеб, может быть, смотрела на звезды. Корнелин нашел на небе созвездие Семи Волов и определил по ним стороны света. Там, за морем, жила Грациана.