Все равно о себе ничего не помню, так хоть какие-то знания использую.
Вот как раз после последней примерки меня и взяли…
Я вернулся домой, вымылся в деревянном корыте, а потом взялся за пистолеты — почистить и обдумать их усовершенствование, потому что у меня в голове неожиданно появилось несколько идей. Надо думать, из моей настоящей памяти.
С ручным огнестрелом в первой половине семнадцатого века дело обстоит довольно сложно. Уже есть попытки внедрить ударно-кремневый замок, но в массовое употребление они еще не вошли, ибо очень ненадежны и дороги, поэтому повсеместно пользуют добрые старые фитильные аркебузы и мушкеты. Колесцовые замки тоже гораздо надежней кремневых, но они так же дорогие, поэтому их применяют в основном на короткоствольном оружие. А так фитиль до сих пор рулит.
У меня есть два пистолета: дорогое, престижное оружие, работы одного из лучших мастеров в Мадриде. Они немалого размера, правда меньше рейтарских. У Саншо один, только гораздо попроще. Мой третий пистоль, можно назвать карманным — он маленький. Все они с колесцовыми замками.
Такой замок сравнительно надежен, но занимает много времени по взводу. Пока взведешь, пока зарядишь — сто раз убьют. А со взведенным долго не походишь — пружина ослабнет.
Вот у меня и возникла несколько идей как их полностью усовершенствовать — от ствола и калибра, до замка и способа заряжания.
Только я начал разряжать пистоли, чтобы потом их разобрать, как на лестнице раздался топот, а потом дверь банально вышибли могучим пинком. В комнату ворвались солдаты, в кирасах, морионах и с алебардами, но замерли как вкопанные под стволами пистолетов.
— Мессир… — здоровенный усач с бантом сержанта судорожно сглотнул. — Мы… мы исполняем… н-не советую…
Он явно понимал, что с такого расстояния пули прошибут его кирасу как картон, к тому же я целился прямо в лицо.
— Что там происходит⁈ Берите этого шпиона немедленно! — сквозь солдат протолкался худющий, сутулый и стриженный в скобку мужичок полностью в черном и тоже уставился на стволы.
Я слегка ошалел от обвинения в шпионстве, но пистоли не опустил.
У чиновника сразу дар речи отбило.
И заговорил он только после того, как сержант пихнул его в плечо.
— В-ваша милость… — сильно заикаясь, жалобно проблеял черный. — Я н-не советую оказывать сопротивление. Мы выполняем приказ с-самого… — он громко икнул. — Самого прево Парижа! — его голос слегка окреп, видимо судейский думал, что упоминание «самого» прево меня испугает.
Но меня его упоминание скорее озадачило, чем напугало.
В голове лихорадочно бились мысли.
«Шпион? Какого хрена? Хотя, теоретически, мое прибытие из Испании может привести к такому обвинению. Но это только теоретически — испанские и французские дворяне таскаются туда-сюда с завидной регулярностью. Нет, здесь другое. А если это все-таки последствия убийства кавалера с письмом? Мало ли что тому старому хрычу в сутане в голову придет. С одной стороны, сопротивляться глупо, даже если я вырвусь из дома, из Парижа точно не выеду. А с другой — можно задержаться в Бастилии очень надолго — обвинения не шуточные. А палачи выбьют нужные показания в довольно короткие сроки. Или на всю жизнь искалечат. А оно мне надо? И что делать?».
Мысли трансформировались в решение не сопротивляться.
— Отставить… — я передал пистолеты Саншо, а сам встал и сдержанно поклонился судейскому. — Я вверяю себя в ваши руки.
Сержант облегченно шумно выдохнул, а черный преисполнился заискивающей вежливости.
— Благодарю вас, ваша милость, вы можете одеться. Не спешите, мы подождем, ваша милость…
В общем, через несколько минут я уже катил в черном «воронке», то бишь карете в Бастилию. |