| 
                                     И стал… моим секретарем-референтом. То есть, секретарем духовника королевской четы и наставника королевского сына — епископа де Бриенна, то есть меня.
 Да, я стал епископом, хотя не должен был им стать. Папская канцелярия на дыбы вставала, ссылаясь на молодой возраст и еще кучу причин. Но помогло ходатайство короля Франции, его величества Людовика под номером тринадцать и его высокопреосвященства, кардинала Ришелье. А еще, весьма неприятный компромат на одного из влиятельных церковных чиновников Ватикана. В общем, аббатство Руамон преобразовали в епископство, попутно нарезав земелек, а Антуан де Бриенн, получил право именоваться его преосвященством. 
Я аккуратно отложил перо, встал из-за стола и подошел к зеркалу. 
Когда-то меня называли херувимчиком за красивые черты лица и белокурые локоны, больше присущие ангелу, чем наемному убийце, коим я еще совсем недавно подрабатывал. 
Но время меняет все. 
Усталые и злые глаза, шрам, спускающийся от виска к скуле, печать надменности и нетерпимости на лице… 
Теперь меня херувимчиком вряд ли назовешь. Разве что ангелом смерти. 
А свои белокурые волосы я безжалостно коротко стригу. 
Интуитивно почувствовав, что Арамис опять влезет со своими напоминаниями, я сбросил легким движением плеч халат. 
— Ваше преосвященство… — в шатре появилось новое действующее лицо — гофмейстерина, dame d’honneur* ее величества королевы Анны, Мадлена де Силли, маркиза дю Фаржи. 
  
*Dame d’honneur — первая статс-дама, гофмейстерина, глава свиты королевы. 
  
Сквозь запах свечей немедленно пробился тонкий аромат жасмина и роз. 
Арамис сразу же тактично удалился. 
— Антуан… — Мадлена улыбнулась. — Я уже забыла, когда видела тебя перед зеркалом. 
Я хотел резко ответить ей, но не смог. 
Этот бархатный голос, огромные глаза, чувственные губы… 
Они начали сводить меня с ума едва ли не при первой встрече с ней. 
И страсть до сих пор никуда не делась. 
Я шагнул к ней, осторожно взял за талию, притянул к себе. 
— Антуан… — маркиза порывисто прижалась ко мне, но тут же шагнула назад и возмущенно зачастила. — Увы, у нас нет времени. Принц Луи отказывается выходить из шатра. Уговоры не помогают. Анна в истерике, король гневается. Без твоего вмешательства не обойтись. Поспешим, я сама помогу тебе одеться… 
Я, молча, согласился. Увы, должность воспитателя и наставника королевского отпрыска помимо привилегий накладывает свои обязательства. А Луи-младший не по годам строптив и независим, несмотря на мои усилия. 
Много времени не понадобилось. 
Через пару минут я уже вкладывал в перевязь свою охотничью шпагу. 
Мужской костюм с момента моего попадания в семнадцатый век сильно изменился, короткие колеты и дублеты сменились кафтанами, камзолами и жюстокорами* до середины бедра, а штаны потеряли свою объемность. Костюм стал гораздо удобней и мужественней. Любой историк моды, глянув на дворянство нынешнего времени, пришел бы в замешательство и отнес бы нынешние мужские наряды к середине восемнадцатого века. Правда парики еще не вошли в моду, и не войдут, пока я жив. 
  
  
Впрочем, с модой я развлекался небескорыстно, ателье в Париже приносят мне немалый доход. 
Да, не буду спорить, епископскому сану больше приличествует сутана, но я светский епископ, так что сойдет. 
Мельком взглянув на себя в зеркало, я вышел из шатра. 
В нос ударила жуткая вонь. 
Окружающая действительность немедленно заставила меня окунуться в прошлое. 
Сотни разряженных кавалеров и дам, орды снующих слуг, палатки, шатры, кухни, усеянные яствами столы, даже оркестр лабает, чтоб им попучило, лабухам недоделанным. Визг и лай собак, сплошной дикий ор и гам.                                                                      |