Калигула был очень удивлен, когда несколько минут спустя увидел, что я ковыляю по дороге, и громко захохотал над моим видом – я весь перепачкался в вонючей тине.

– Где ты был, дорогой Вулкан? – крикнул он.

Ответ был у меня наготове:

– То громовержец

…меня, побужденного сердцем на помощь,

Ринул, за ногу схватив, и низвергнул с небесного прага:

Несся стремглав я весь день и с закатом блестящего солнца

Пал на божественный Лемнос, едва сохранивший дыханье.

Там синтийские мужи меня дружелюбно прияли, -

[Гомер. «Илиада», 1, 590-594.]

под «Лемносом» понимай «Лион», – сказал я.

Калигула сидел на парапете, а перед ним лежали ничком в ряд остальные трое членов нашей делегации. Ноги Калигулы стояли на шеях двух из них, а кончик меча упирался в спину третьего – мужа Лесбии, который с рыданиями молил о пощаде.

– Клавдий, – простонал он, услышав мой голос. – Уговори императора нас отпустить, мы явились лишь принести ему наши поздравления.

– Мне нужны повозки, а не поздравления, – сказал Калигула.

Казалось, Гомер написал отрывок, из которого я перед этим уже процитировал несколько строк, специально для этого случая. Я сказал мужу Лесбии:

– «…Претерпи и снеси, как ни горестно сердцу!» Я же молю тебя только

…не дай на себе ты увидеть

Зевса ударов; бессилен я буду, хотя и крушася,

Помощь подать: тяжело Олимпийцу противиться Зевсу!

[Гомер. «Илиада», 1, 586-589.]

Калигула был в восторге. Он спросил экс-консулов, моливших о пощаде:

– Во сколько вы цените свою жизнь? В пятьдесят тысяч золотых за каждого?

– Сколько ты скажешь, цезарь, – еле слышно отвечали они.

– Тогда выплатите эту сумму бедному Клавдию, как только вернетесь в Рим. Его хорошо подвешенный язык спас вам жизнь.

После этого он разрешил им подняться и заставил, не сходя с места, подписать обязательство о выплате мне в трехмесячный срок ста пятидесяти тысяч золотых.

Я сказал Калигуле:

– Всемилостивейший цезарь, ты нуждаешься в деньгах больше, чем я. Ты не откажешься принять от меня сто тысяч золотых, когда я их получу, в знак благодарности за мое собственное спасение? Если ты соизволишь принять дар, у меня еще останутся пятьдесят тысяч, и я смогу расплатиться с тобой, внеся полностью вступительный взнос. Меня очень беспокоит этот долг.

Калигула сказал:

– Как тебе будет угодно, лишь бы ты обрел спокойствие духа, – и назвал меня своей «золотой монеткой».

Так что Гомер выручил меня. Но несколько дней спустя Калигула предупредил, чтобы я больше не цитировал Гомера:

– Этого автора сильно переоценили. Я собираюсь изъять его книги и сжечь их. Почему бы мне не осуществить на практике рекомендации Платона? Ты помнишь его «Государство»? Его доводы весьма убедительны. Платон считал, что поэтов вообще нельзя пускать в его идеальное государство, так как, говорил он, все они лгут. И он совершенно прав.

Я спросил:

– Собираешься ли ты, о божественный цезарь, сжечь стихи других поэтов, кроме Гомера?

– Непременно. Всех, кого слишком высоко оценили.