Был Рекс и был Николас, которые вели непримиримую войну друг с другом в мыслях Фенелы, пугающих ее; иногда ей казалось, что единственным желанием у нее было обрести внутри себя покой, когда ни один из них больше не терзал бы ее уставшее сердце.

Как-то раз ночью, когда она отработала на заводе уже неделю, Фенела бродила в одиночестве по своей спальне и спрашивала себя: а насколько же она дорожит своей теперешней жизнью?

И ей показалось, что какой-то внутренний голос, который ей не принадлежал и в то же время был ее частью, ответил: «Ты одинока, совершенно одинока — но кто же виноват в этом?»

— Тебя просят к телефону!

— Кто бы это мог быть? — спросила Фенела раздраженно, отрывая взгляд от трюмо, сидя за которым она в тот момент расчесывала волосы. — Я уже опаздываю.

— Этот человек звонит от имени Саймона, — ответила My. — Слышимость на линии довольно плохая, но они говорят, что им обязательно нужно поговорить с тобой — это очень срочно.

Неужели он опять едет в отпуск! — воскликнула Фенела, отложив в сторону расческу и вставая со стула. — Приготовь мне пальто и чистый носовой платок, пожалуйста.

Она поспешно вышла из комнаты и быстро спустилась по лестнице вниз, в маленькую столовую, примыкающую к кухне. Утренние сборы на завод всегда проходили в суматохе, и Фенела страшно сердилась на все, что могло помешать ей и привести к опозданию.

Она взяла трубку телефонного аппарата, стоявшего на письменном столе.

— Да?

— Здравствуйте. Это леди Коулби?

— Да, это я.

Ее спрашивал незнакомый мужской голос, и по мере того, как Фенела пыталась настроиться на этот спокойный, невозмутимый тон, вслушиваясь и не веря в то, что он пытался ей сообщить, свободной рукой она старалась пододвинуть себе кресло.

То, что она услышала, не могло быть правдой — этого не может быть, убеждала она себя, а монотонный голос тем временем продолжал говорить.

В конце концов, когда она положила трубку на рычаг, Фенела сидела какое-то время неподвижно, уставившись невидящим взором в пространство, а затем поднялась с кресла и огляделась вокруг почти диким взглядом, как бы не сознавая, что делать — как приступить к той задаче, которую ей предстоит решить прямо сейчас.

— My! Николас! — позвала она их, стоя на нижней площадке лестницы, затем сама бросилась к ним, взбежала наверх, и когда добралась до своей комнаты, уже едва дышала.

— Что случилось? — спросила My, увидев ее лицо еще до того, как та смогла что-либо сказать, и устремилась к ней через комнату.

— Николас! Ник, иди сюда, я хочу поговорить с тобой.

Это был почти крик отчаяния, и Николас одним рывком распахнул дверь, через которую сообщались их спальни. Он был без пиджака и держал в руках расческу.

— Что случилось?

— Саймон … — выдохнула Фенела.

— Что с ним случилось? Ну, расскажи нам, что с ним случилось? — умоляла сестру My.

— Он… ах! Я не могу говорить.

Из груди Фенелы вырвалось тихое рыдание, и тут же My обняла ее и крепко прижала к себе.

— Не надо, Фенела, не надо! — молила она, а тем временем Николас, стараясь держаться за стоящую рядом мебель, чтобы хоть как-то сладить с непослушными ногами, добрался в конце концов до Фенелы и положил ей руку на плечо, стараясь как-то успокоить.

— Спокойно, Фенела, не волнуйся, — проговорил он ласково.

Со мной все в порядке, я думаю, это был просто нервный шок, — прошептала Фенела. — Я даже вообразить себе не могу, что такое может случиться с отцом.