|
Может быть, они обвинят меня? Второе тело доставили в морг восемь дней спустя. Мы с мамой почти не говорили о моей социопатии, но я учился изо всех сил, чтобы сбить ее со следа, — пусть думает о моих хороших качествах, а не о плохих. Это, похоже, сработало, потому что, когда я вернулся домой из школы и обнаружил, что они занимаются трупом второй жертвы, мама не остановила меня, увидев, что я надеваю фартук и респиратор и собираюсь им помочь. — Чего нет? — спросил я, стоя с бутылками в руках перед мамой, которая заливала в насос формальдегид. У Маргарет было всего несколько органов — они лежали на краю бокового стола, и она деловито вонзала в них троакар, отсасывая содержимое вакуумным насосом. Я предположил, что остальные органы уже внутри. Мама накрыла тело простыней, и я не хотел рисковать, заглядывая под нее, пока она рядом. — Ну?.. — спросила мама, заливая жидкость в насос и глядя на метки. — В прошлый раз не было почки, — сказал я. — Что теперь? — Все на месте, — сказала она, усмехнувшись. — Ты уж не обвиняй каждый раз Рона — не всегда же он что-то теряет. Но я говорила с твоей сестрой насчет документов. Сказала, что она должна читать их внимательнее и сообщать мне обо всех особенностях, которые обнаружит. Я иногда просто не знаю, что делать с этой девчонкой. — Но… ты уверена? — спросил я. Убийца непременно должен был что-нибудь взять. — Может быть, желчный пузырь, а Рон решил, что у жертвы он был удален, и не обратил на это внимания? — Джон, Рон и полиция, а еще и ФБР, о чем я непременно должна тебе сказать, больше недели обследовали тело. Судмедэксперты разглядывали его в микроскоп, пытаясь найти хоть что-нибудь, что помогло бы им выйти на этого психа. Если бы какой-то орган отсутствовал, они бы непременно заметили. — Он течет, — сказал я, показывая на левое плечо трупа. Простыня пропиталась ярко-синим химическим веществом с прожилками свернувшейся крови. — А я думала, что все перекрыла, — забеспокоилась мама, надевая крышку на емкость с формальдегидом и протягивая ее мне. Она откинула простыню, обнажив культю руки, — та была туго перевязана, но ткань уже стала багровой. Руки не было. — Вот черт! — воскликнула мама и бросилась за бинтами. — У него нет руки, — посмотрел я на маму. — Я же спрашивал, не пропало ли у него что-нибудь, а ты ни слова не сказала про руку. — Что там у вас? — спросила Маргарет. — Убийца забрал его руку, — сказал я, приближаясь к телу и стягивая с него простыню. Брюшина и на этот раз была распорота, но не с такой свирепостью, как у прошлой жертвы, — порезы были меньше, как и их количество. Этого фермера — судя по бирке, его звали Дейв Берд — не выпотрошили. Внутренние органы не вынули и не собрали в кучу. — Чем это ты занимаешься? — сердито спросила мама. Она выхватила у меня простыню и накрыла тело: — Имей уважение к мертвым. Я слишком много говорил и знал, что слишком много говорю, но остановиться не мог. — Я думал, он что-то делает с органами, — сказал я, — но он их просто перебирал, чтобы найти то, что ему нужно. Он их не раскладывал как-то по-особенному, не играл с ними или… — Джон Уэйн Кливер, — одернула меня мама, — что за бред ты несешь?! — Это изменяет весь его психологический портрет, — сказал я, жалея, что не могу замолчать. Мое открытие меня слишком взволновало. — Дело не в том, что он делает с телами, а в том, что забирает. |
