Испанец выставил перед собой оружие и поднял другую руку почти под прямым углом…

Мы схлестнулись…

Довольно скоро стало понятно, что сей нахрапистый мачо, как обозвала его Джил, славен только своим высоким ростом и громким голосом, и, видимо, никогда не сражался ни с кем, кроме безусых юнцов.

Я сделал обманный выпад, намериваясь покончить с ним и поскорее отправиться в теплые объятья любящей жены. Но добить бахвала не успел — перебивая умиротворенные всплески вечернего моря, послышался громкий стук подкованных сапог.

Стражники в темной униформе, направлялись к рынку по двое, выделялись на фоне вечерних сумерек. Их было около пяти пар, каждый был вооружен пикой или алебардой*. В руках они держали смоляные факелы, отбрасывавшие пляшущие отблески слабого света на три шага вокруг.

*Алебарда была главным и самым эффективным пехотным оружием в Европе вплоть до 16-го века. Её форма продолжала меняться. Но постепенно алебарду стали вытеснять длинная пика и мушкет. К этому времени алебарда превратилась в оружие офицеров, дворцовой охраны и городской стражи.

Выставив шпагу, я медленно повернул голову к истекающему кровью испанцу, бросил на него презрительный взгляд, а затем мрачно улыбнулся:

— Чего еще ждать от такого жалкого червя как ты…

— Ты еще пожалеешь, английский выскочка… — прохрипел он. Вместо ответа я усилил нажим на острие клинка, приставленного к его горлу.

Позади вдруг раздался грозный приказ:

— Остановитесь и бросьте оружие!

— По какому праву вы останавливаете поединок чести? — невозмутимо поинтересовался я, не собираясь отодвигать лезвие от горла врага.

Командир стражников равнодушно ответил:

— Спорить будете с патроном*, а теперь уберите эту штуку. Мы выполняем приказы, только и всего. Если вас что-то не устраивает, пишите прошение о защите в английский посольский дом.

* Патрон, — патриций, покровитель вольноотпущенных и плебеев, наиболее распространенным является употребление в значении «покровитель людям, зависящим от него, ему подчинённым».

Я атаковал высокого худого стражника, отдававшего приказы и стоявшего справа от меня, пытаясь проскочить между ним и зарослями, оканчивающимися на углу улицы.

Он закричал, требуя подчиниться, и одновременно левой рукой, защищенной плащом, отразил мой выпад шпагой. Я тут же ударил его кулаком, и все же заставил командира стражников отступить, но тут же столкнулся с другими, преградившими мне путь.

Потасовка кончилась слишком быстро, меня со всех сторон окружили стражники, приставив к горлу алебарды*.

Нет, я не мог позволить, чтобы этот попугай оказался победителем, и пытался сопротивляться.

Упрямо сделал шаг вперед и резко развернулся — длинные пики стражей уперлись мне в грудь.

Испанец медленно поднялся с земли, прижав раненую руку к ребрам, чертыхаясь, неловко снял перчатки и раздраженно приказал:

— Именем короля, свяжите его!

Команда испанца была исполнена в ту же минуту и с поразительной скоростью.

Все прекрасно понимая, я все же оглядел людей столпившихся рядом, в поисках хотя бы одного сочувствующего лица, но таковых рядом не казалось. Вокруг были только свирепо смотревшие стражники с разбитыми носами, в какой-то мере принесшими мне чувство удовлетворения.

Испанец проследил за моим взглядом и усмехнулся с дьявольским восторгом и, заканчивая свое обращение к страже, приказал:

— Уведите его на суд к королю!

Связав меня, стражники подняли с земли, окружили меня плотным кольцом и повели в Неаполь.