— Не нравлюсь я вам, — не спросил, констатировал.

— И не надейтесь! — отвергла оценку Лена. — Нравитесь, и еще как! Ваши работы — это… — Она развела руками, демонстрируя невозможность подобрать слова, чтобы в полной мере описать восхищение. — Это не просто гениально! Это что-то невероятное!

— Лена, почему вы все время воюете? — сбил влет ее пафос, ошарашив вопросом, Арбенин.

Ленка аж задохнулась от неожиданности, как рыба, выброшенная на берег. Выпучила на него глаза, забыв прибрать куда-нибудь руки, так и повисшие в воздухе.

А он, сделав глоток кофе, поставил чашку на блюдце и посмотрел на нее невинно-ожидающим, даже скучающим немного взглядом, словно про погоду в Неаполе спросил.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя от растерянности, опустить руки, осмыслить это его простецкое «Лена» и сам вопрос.

Обнаружилось, что ответить ей нечего, — ничего подобного, никакой такой воинственности она за собой не замечала! Но он же обратил внимание! А он, между прочим, художник, да еще какой!

Сбитая со всех своих настроев, мыслей и толков толковых, она посмотрела за окно и неожиданно, без внутренних предупреждений и без всяких видимых причин, почувствовала такую огромную, как плита бетонная, усталость. Такую, что и обдумывать ее сил не было.

А он молчал, пристально рассматривал Елену Невельскую. Что он там думал? Пойди разберись!

— А знаете, — каким-то старческим голосом, без напора, без эмоций, сказала Лена. — К чертовой матери все это. Мне многие ваши коллеги говорили, что с вами нелегко беседовать. По большому счету интервью с вами мне уже и не нужно.

— Зачем же вы согласились на встречу? — чему-то нахмурился Арбенин.

— Всегда интересно поделиться с профессионалом своими находками, открытиями, узнать от него нечто новое, особенно если восторгаешься его работой. А разговора, Денис Васильевич, у нас с вами не получается. Думаю, если бы не вчерашняя встреча, то сегодня мы бы прекрасно пообщались к обоюдному удовлетворению. На работе я не воюю, я всех люблю и уважаю. И еще, как я сказала вчера вашему батюшке, я не желтая пресса и о личной жизни людей не пишу. Только если они сами считают нужным о ней рассказывать и эти факты имеют прямое отношение к теме. Вы зря так боялись со мной встречаться.

— Я читал ваши статьи. И в журнале, и те, которые вы писали ранее, работая в газете. Остро работали, бесстрашно, на грани фола, я бы сказал. Тогда вы и про личную, и про финансовую, и про криминальную жизнь писали.

— Денис Васильевич, — тем же состарившимся голосом спросила она, — а почему вы согласились со мной встретиться?

— Книгу вы написали хорошую. Мне захотелось познакомиться с неравнодушным автором. И — как вы там сказали?.. — поделиться своими находками и открытиями и узнать что-то новое. Тем более вы человек не из «цеха», и вам многое по-другому видится, может, лучше и яснее.

Лена пригляделась к нему. Он злился. Что-то там ворочалось у него в голове, очевидно малоприятное, судя по напряженной позе, сведенным бровям и прищуренным темно-зеленым глазам.

— Такое ощущение, что мы с вами на похоронах и произносим надгробные речи, — постно заметила она.

— Это разочарование, Елена Алексеевна, — пояснил Арбенин отстраненным тоном. — Это когда ожидания не сбываются.

Лене захотелось посмеяться над глупой нелепостью их обоюдных претензий и разочарования, «когда ожидания не сбываются». Усталость, неизвестно откуда свалившаяся, никуда не делась, улеглась в сознании осадком, а вот настроение, как говорит Гришковец, улучшилось! И она решила переиграть это, испорченное с самого начала, деловое свидание заново, совсем по-другому! Так, как хотелось, мечталось Лене долгое время!

— А мы можем это исправить! — поделилась улучшенным настроением Лена.