— Господин Вальтер Франк, — громко сказал он.

Я поднялся.

— Да, иду, — сказал я равнодушно и холодно. Затем я поступил довольно странно. Я до сих пор не могу себе объяснить, зачем я это сделал. Я обратился к Хоенбергу: — Обязательно приходите ко мне. Нам многое нужно рассказать друг другу.

— С удовольствием, если позволите, — он был смущен.

— Когда-нибудь вечером. Вас устроит суббота?

— Отлично, господин Франк, — он улыбнулся.

— Тогда в субботу в половине девятого, после ужина, — обрадовался я. Я даже не думал о том, что не смогу выполнить этой договоренности.

— В субботу в половине девятого, — повторил он.

— Хорошо. Я очень рад! Приходите вместе с женой!

— К сожалению, это невозможно, господин Франк. Она уехала за город.

— Ну хорошо, — сказал я, — тогда приходите один.

Я повернулся и мимо чиновника прошел в кабинет. У двери я остановился. За письменным столом у окна сидел второй чиновник. Перед ним сидела Вильма.

10

Она серьезно посмотрела на меня. Затем приветствовала меня легким кивком головы.

— Добрый день, Вильма, — сказал я и протянул ей руку. Она ответила на рукопожатие.

— Садитесь, господин Франк, — предложил чиновник, сидевший за письменным столом.

Другой сел за пишущую машинку и с любопытством смотрел на меня.

«Ну вот, — подумал я. — Все кончено». Вильма сидела рядом. Я бы очень хотел знать, что она уже успела рассказать обо мне. Но узнать этого мне, наверное, не суждено. Я посмотрел на Вильму. Она отвернулась. «Она всего лишь женщина, — подумал я.

— Я могу идти? — спросила она.

— Нет, останьтесь, пожалуйста.

Она пожала плечами.

Итак, очная ставка. Тоже хорошо! Позаботится ли доктор Фройнд о Мартине? Мои деньги так и лежат дома. Ах, если бы я только их куда-нибудь спрятал! Слишком глупо. Вероятно, меня оставят здесь. Конечно, они прямо сейчас могут взять меня под арест. Я и не предполагал, что они уже так много знают. И что здесь будет Вильма.

— Вы знаете, для чего мы вас вызвали, господин Франк? — спросил чиновник. Он был высокий и тощий, с серым от сверхурочной работы лицом.

— Да.

— Хорошо, это облегчает дело. Вы расскажете все сами, или будете отвечать на вопросы?

В этот момент я почувствовал себя таким бессильным, как никогда. Я хотел во всем сознаться.

— Я хочу говорить! (Почему нет? Однажды это как-то должно закончиться. Иоланта была мертва. Мордштайн мертв. Маргарет, моя жена, неизвестно где. Почему я не должен говорить? Прежде чем они вынесут мне приговор, я успею умереть…)

— Очень хорошо, — сказал чиновник из-за письменного стола и кивнул своему коллеге за машинкой. Тот заправил лист бумаги. — Тогда говорите, пожалуйста, господин Франк.

— Да.

Он поднял руку:

— Но, пожалуйста, по возможности, только о вещах, которые имеют отношение к господину Лаутербаху.

11

Прошла пара секунд, прежде чем я понял, что они совсем ничего обо мне не знают, что они только хотели допросить меня о бедном Лаутербахе, который сидел за решеткой из-за каких-то валютных операций.

Через какое-то время я снова овладел собой и смог говорить. Эти несколько секунд Вильма серьезно смотрела на меня. Она сидела молча и слушала.