|
И тут я узнаю ее. Это Грушко – старая поэтесса, она живет неподалеку в Голиковском переулке. Имени ее теперь никто не знает, но многие помнят одно из ее стихотворений, его положил на музыку и пел Вертинский – «Я маленькая балерина». Дома я говорю: – Анна Андреевна, мы ехали в автобусе с Грушко, – и она буквально пожирала глазами Льва Николаевича. Ахматова усмехнулась и произнесла: – Ничего удивительного, у нее был роман с Николаем Степановичем, а Лева так похож на отца. Лев Николаевич с детства обладал сильным сходством со своим родителем. Это видно на широко известной фотографии, об этом упоминает в своих воспоминаниях В. Ф. Ходасевич…
Но в зрелые годы Гумилев стал похож на мать. Этому способствовало некое приключение на фронте. Было это, если я не ошибаюсь в Польше. Лев Николаевич попал под минометный обстрел. Одна из мин угодила в какой-то деревянный настил, взрывной волной оторвало доску, и она угодила Гумилеву в самую переносицу. В результате этой травмы нос у него стал с горбинкой – точь в точь, как у Ахматовой. Анна Андреевна говорила: – Лева рассказывал о войне: «Я был в таких местах, где выживали только русские и татары». И сам Гумилев мне как-то сказал: – Войны выигрывают те народы, которые могут спать на голой земле. Русские это могут, немцы – нет. В Ленинградском университете, – говорил Лев Николаевич, – шел экзамен. Одной студентке достался билет, в котором был вопрос о воззрениях Руссо. Ей подкинули шпаргалку. Но тот, кто это писал букву «д» выводил, как «б» с хвостиком наверх… И вот вместо того, чтобы сказать «человек по природе добр», студентка заявила экзаменатору – «человек по природе бобр»… Это не только забавно, но и не лишено смысла. Я в этом убедился на собственном опыте. Как бобер возводит плотины и хатки, которыми ему, быть может, не придется воспользоваться, так и я писал в лагере научные труды без малейшей надежды на публикацию. Лев Николаевич прочел мне коротенькое стихотворение. Но при этом подчеркнул, что автор – не он. Строки эти я запомнил с его голоса, сразу и на всю оставшуюся жизнь. Однажды Гумилев рассказал мне, что еще в юности решился стихов не писать ибо превзойти в поэзии своих родителей он бы не мог, а писать хуже – не имело смысла. Однако же, способности к стихосложению были у него незаурядные. Я вспоминаю такую фразу Ахматовой: – Мандельштам говорил: «Лева Гумилев может перевести «Илиаду» и «Одиссею» в один день». Мы с Львом Николаевичем идем по Тверской улице и смотрим на памятник Юрию Долгорукому. (Мой спутник, вероятно, первый раз в жизни.) – Да, – произносит он, – об этом князе истории достоверно известны лишь три факта: то, что он основал Москву, а также, по словам летописи, был «зело толст и женолюбив». Лев Николаевич говорит моему брату Борису: – Я знаю, что такое актерский труд. Я вам так скажу: зимой копать землю труднее, чем быть актером, а летом – легче… Гумилев рассказывал нам, что где-то в архиве хранится экземпляр «Путешествия из Петербурга в Москву» с пометками Императрицы Екатерины II. – Радищев описывает такую историю, – говорил Лев Николаевич, – Некий помещик стал приставать к молодой бабе, своей крепостной. Прибежал ее муж и стал бить барина. На шум поспешили братья помещика и принялись избивать мужика. Тут прибежали еще крепостные, и они убили всех троих бар. Был суд и убийцы были сосланы в каторжные работы. Радищев, разумеется, приговором возмущается, а мужикам сочувствует. |
