Вряд ли директор меня уволит, если я признаюсь, что у нас все так же. Поэтому в действительности никто не захочет открывать уже закрытое дело, попавшее в хороший список. На практике это означает, что, если к нам придет какой-нибудь психопат, мы просто ответим, что дело закрыто, и отошлем к нашему отчету, который этот психопат наверняка уже видел в Интернете. По нашему опыту, появление такого отчета означает, что опускается занавес, подняться которому больше не суждено.
— Ник… Можно, я буду называть вас Ником? — спросил Билл.
— Конечно, меня все так зовут.
— Ник, есть какие-нибудь временные рамки?
— Ну, это преступление из ряда вон выходящее, учитывая известность жертв и убийцы, внимание средств массовой информации и так далее, поэтому, естественно, мы не собираемся торопиться и допускать какие-либо ошибки, из-за которых нас впоследствии подвергнут нападкам. Так что, полагаю, как минимум неделя.
— Понятно, — отозвался Билл, который если и был разочарован, никак не показал этого на своем холеном, ухоженном и уверенном лице. — Я тут подумал, нельзя ли ускорить процесс хотя бы немного. Том очень опечален смертью Джоан, и ему больно видеть, как все это стало достоянием общественности. Больно всем, и Том выступает также от лица родных и близких остальных жертв, в том числе от лица этого бедного спятившего сержанта. Поэтому меня интересует, нет ли возможности быстрее покончить с этим делом, закрыть, убрать на полку, чтобы все могли вернуться к нормальной жизни и постепенно прийти в себя?
— Я вас прекрасно понимаю, — заверил Ник, — и мы напряженно работаем. Но, сэр, учитывая разброс мест преступления и различия в статусе всех четырех жертв, нужно признать, что дело очень сложное, и я опасаюсь, что, если мы где-нибудь допустим малейшую оплошность, это как раз и станет отправной точкой для тех чокнутых, о которых вы говорили. Возьмите убийство президента Кеннеди — расследование продолжалось несколько лет, и в результате целое поколение лишилось веры в правительство Соединенных Штатов.
— Понимаю, понимаю. — Билл помедлил. — В таком случае есть один неплохой способ. Предположим, мы допустим утечку информации, к примеру, в «Эн-би-си ньюс» или в «Нью-Йорк Таймс». Кстати, у меня как раз есть один молодой журналист из «Таймс», который мог бы нам помочь. Эта газета обладает авторитетом чуть ли не официального государственного органа, и взгляд изнутри на ход расследования положит конец всем мерзким сплетням.
— Ну, — неопределенно произнес Ник, зная наперед, что предложение это плохое.
Журналистам верить нельзя; какой-нибудь ретивый умник, отчаянно жаждущий карьерного роста, способен наломать столько дров, что и вовек не разгребешь.
— Я поддерживаю точку зрения Тома, — вмешался директор, — однако, полагаю, пока у нас нет никакой более или менее определенной информации. Господа, я бы с радостью ввел вас и мистера Констебла в курс дела, но только когда у нас будет что-нибудь напоминающее конечный продукт. Тогда мы непременно свяжемся с вами и, надеюсь, будем полезны. А пока, Ник, считай, что на тебя официально давит «седьмой этаж», и старайся побыстрее закруглиться, раз заинтересованных сторон так много. Это неправильно, это несправедливо, это ни в какие ворота не лезет, но это Вашингтон.
Все посмеялись над мастерским ходом директора, в котором, однако, под напускным весельем проступала весомая властность.
— А теперь прошу меня извинить, я провожу Ника в оперативный отдел. Рад, что заглянули к нам и выразили свою озабоченность.
Все встали, пожали друг другу руки, и после заключительных, ничего не значащих фраз директор и Ник вышли в коридор и направились к лифтам. |