Выбегаю на Архипова, быстро пересекаю ее и ухожу во дворы, продолжая движение в сторону Солянки. Свистки все дальше, а потом и вовсе затихли. Фу… Похоже, все-таки оторвался. Не мудрено. Здесь такие лабиринты из старых зданий, что сам Минотавр обзавидовался бы. Но не расслабляюсь – милиция свой район лучше меня знает. Пробегаю задворками синагоги, выскакиваю между домами на Солянский проезд и тут же ныряю в свободное такси, на мое счастье, стоящее на обочине.

– На Таганку, – прошу я шофера, – и, если можно, побыстрее, опаздываю. Готов доплатить за срочность.

– Ну если готов… – смеется дядька в кожаном картузе.

Почему на Таганку? А куда еще? Я же не попрусь с костюмом к Федину, а потом еще и на партсобрание? Нужно срочно закинуть его домой. Мог бы и на метро, конечно, доехать, но на Ильинку мне нельзя, там одни учреждения, и в каждом по посту милиции, – значит, до «Площади революции» не доберешься. На Дзержинку тоже лучше не соваться – на проезде Серова я буду как на ладони. А станцию «Площадь Ногина», которая в будущем станет «Китай-городом», еще не открыли, увы. Так что такси. Но подъехать на нем прямо к дому мне паранойя не позволяет. Лучше сделать небольшой крюк и остановиться у метро на многолюдной площади, чтобы затеряться там окончательно. Вся поездка обходится мне в семь минут и какую-то мелочь, меньше полтинника натикало. Отдаю водиле рубль и ныряю в толпу. Выдыхаю. Все, теперь меня сам черт не найдет.

Нет, нужно завязывать с этими фарцовщиками! Вроде и обращаешься к ним только в случае большой нужды, но такое легкое решение всех проблем неизбежно затягивает, как в омут. И это рано или поздно приведет к закономерному итогу – попадалову на деньги или потере своей репутации. Второе даже более вероятно – нет сомнений, что Боб меня сдаст.

С другой стороны, что он обо мне знает? Писатель? Так их сотни в Москве. Ради одного бегуна не будут искать. Или будут? Нет, вряд ли. Это уже точно паранойя…

* * *

Перевести дух получается только у Федина в приемной. Секретарша сделала страшные глаза и кивнула на свободный стул. Ага, значит, в кабинете у Константина Александровича сейчас кто-то важный.

Рядом сидят двое мужчин, видимо, хорошо знакомых между собой, потому что за то время, пока я жду вызова к Федину, они успели обсудить массу своих общих знакомых. Тихое журчание их речи окончательно успокоило меня, теперь оно навевает легкую дремоту. Откинувшись на спинку и прикрыв глаза, я задумался о своем насущном. Например, о том, что сегодня кроме партсобрания у нас еще и заседание редколлегии, где мои друзья должны представить на суд Марка Наумовича первые статьи. А мой черед настанет чуть позже, после того, как я завтра возьму интервью у Чарльза Сноу. Волнуюсь немного – как оно все пройдет?

Слух неожиданно цепляет знакомое имя, и я невольно начинаю прислушиваться к чужому разго вору.

– Солженицын?! Да ты не представляешь, какой он скандал здесь устроил! Требовал найти завистников, выкравших его рукописи и часть архива. Кричал, что написал роман века, угрохав на него несколько лет.

– Он? И роман века? Не смеши! Его же читать невозможно. Пишет каким-то странным языком, на котором давно никто не говорит. И потом какой смысл красть у писателя рукописи? Их же нельзя издать под чужим именем!

– Вот и Федин ему так же сказал. Но Солженицын на этом не успокоился, в КГБ помчался, представляешь?! Говорят, тоже там требовал найти его бесценные рукописи.