— Это, я бы сказал, сложный вопрос, делать какие-либо предположения сейчас рано и не совсем прилично, — уклончиво ответил Дроздов.

— Ну вот, теперь вы заговорили о приличиях! Это уж, согласитесь, довольно странно, если принять во внимание ваш недавний пассаж по поводу того, что нам с вами не пристало перевоспитывать Бронштейна. Значит, некоторые моральные категории все же имеют для вас определенное значение, — наставительно подытожила я и, посмотрев прямо в лицо собеседнику, нервно покусывавшему кончик карандаша, продолжила: — Давайте отбросим церемонии. Вы считаете Бронштейна способным на убийство?

— Откуда мне знать? — упорствовал Дроздов. — Я не слишком хорошо с ним знаком.

— Не лукавьте, Александр Владимирович, у вас в подчинении сотни людей, и вы мне будете говорить, что не разбираетесь в людях!

— Вы же сами сказали, что убийца — профессионал, в таком случае, это не Бронштейн.

— Хорошо, если вы хотите, я сформулирую вопрос по-другому: если бы Эрик узнал, что Бронштейн за его спиной, в ущерб интересам фирмы, проворачивает собственные операции, он бы обрадовался?

Дроздов усмехнулся, размешивая сахар в принесенном Мариночкой кофе. Я сделала первый обжигающий глоток и, осторожно опустив граненую чашечку на блюдце, вся обратилась в слух.

— Конечно, нет.

— А что бы в таком случае мог предпринять Эрик?

— Наверное, попытался бы избавиться от такого партнера.

— В таком случае, как вы полагаете, что бы в свою очередь предпринял Бронштейн, если бы Эрик узнал о его махинациях и захотел расстаться с ним? Суммы-то задействованы были немалые… — Я потушила сигарету и пристально посмотрела на Дроздова.

— Я вам уже сказал, что не часто встречался с Бронштейном, — извивался, как уж на сковородке, Дроздов, — не спорю, в критических ситуациях многие люди сознательно идут на риск или, наоборот, совершенно ошалев, выкидывают всякие фокусы.

— Вы очень наблюдательны, — не удержалась я от иронического комплимента, — и все-таки я поставлю вопрос прямо: мог ли Бронштейн заказать убийство Эрика Горбински?

— Этот разговор ни к чему не приведет, — грустно резюмировал поникший Дроздов, — мы все равно не продвинемся дальше гипотез.

Внезапно дверь в кабинет открылась, и я, непроизвольно обернувшись, увидела на пороге стройную натуральную блондинку лет двадцати пяти, одетую в темно-серый костюм из дорогого габардина. На бледной, прозрачной, как китайский фарфор, коже ее лица, подобно двум василькам, голубели чуть подведенные глаза. Красиво очерченные чувственные губы, слегка тронутые светло-терракотовой помадой, раскрылись, и я услышала:

— Саша, извини, что без предупреждения, ты слышал? — Она пересекла комнату и, практически не обращая на меня внимания, подошла к Дроздову.

Дроздов вскинул на нее вопросительный взгляд.

— Что случилось?

Здесь наконец эта красивая блондинка как будто заметила меня и немного смутилась. Видно, мое присутствие помешало ей сразу ответить на вопрос Александра Владимировича.

Она нагнулась к самому уху Дроздова и вполголоса сказала:

— Эрика убили! По радио передали, представляешь?! Кто бы мог…

— Знаю, — нетерпеливо перебил ее Дроздов, — мы как раз об этом и разговариваем…

Блондинка скосила глаза в мою сторону и перевела непонимающий взгляд на Александра Владимировича.

— Знакомьтесь, Валентина Сердюкова, Татьяна Иванова, — представил он нас друг другу, как бы отвечая этой вежливой фразой на осторожно-недоверчивый взгляд блондинки.