Я сделал им одно предупреждение, напомнив, что второго не будет, а королевский палач с нами. Этого хватило, и дома и урожай остались нетронутыми.

Первого жителя, не успевшего спрятаться, мы обнаружили во второй деревне. Это был мальчик лет десяти. Он отчего-то задержался, а при нашем появлении бросился бежать. Не надеясь на своё умение, я отдал приказ рыцарям догнать его и доставить мне живым. Увы, рыцари оказались далеко не гуманными и приволокли его на аркане по земле, благо, земля была мягкая, и мальчик отделался несколькими ссадинами.

Напустив на себя важный вид, я спешился и подошёл к мальчику, который стоял передо мной и трясся, как осиновый лист.

— Ты узнаёшь меня, мальчик? — спросил я, сурово нахмурив брови.

Ребёнок поднял глаза и внимательно меня рассмотрел, вряд ли он знал короля в лицо, телевидение ещё не изобрели, но корона однозначно говорила о моей личности.

— Вы — король, — тихо проговорил он и упал мне в ноги, с плачем о чём-то упрашивая.

Я едва сдержался, чтобы не поднять его и не начать успокаивать.

— Поднять, — скомандовал я как можно более безразличным тоном.

Двое наёмников, отложив алебарды, снова поставили мальчика на ноги.

— Скажи мне, где все люди? — спросил я, не надеясь на внятный ответ. — Где мои подданные?

— Они ушли, — ответил мальчик, хлюпнув носом.

— Я тебя сейчас отпущу, а ты пойдёшь к ним. Скажи, что здесь, в этой деревне, стоит лагерем сам король. Я прикажу развернуть знамёна, чтобы их было видно издалека. Я пришёл не убивать вас, я хочу поговорить. Пусть тот, кто руководит всем восстанием, придёт ко мне на переговоры. Если он не придёт, то мне придётся сжечь ваши дома и устроить большую облаву по лесам, а всех, кого я поймаю, солдаты повесят на суку. Вы не сможете бегать вечно, с вами женщины, старики и дети, они не убегут от конных. Ты всё запомнил?

Мальчик, что слушал меня, глядя большими немигающими глазами, едва заметно кивнул. После этого я скомандовал отпустить его и вставать лагерем в этой деревне. Ночь прошла тревожно. Я знал, что силы восставших где-то неподалёку, а потому половину ночи лично проверял караулы. Не хватало ещё, чтобы нас атаковали во сне.

Наутро пришли парламентеры. Это был, разумеется, не лидер восставших, просто кто-то из крестьян с хорошо подвешенным языком. Точнее, их было двое, они были одеты хорошо и выглядели сытыми, надо полагать, крестьяне зажиточные. Подходя к нашему лагерю, который буквально похоронил под собой деревню, они высоко подняли руки, демонстрируя, что там ничего нет. Ну, да, а то ведь рыцари — люди нервные, ещё испугаются.

Навстречу им вышел я сам, в сопровождении Швейгерта и Нейсса. Некоторое время мы молчали, после чего я тихо сказал:

— Слушаю.

— Мы… — растерянно произнёс один из двоих мужиков, тот, что был ниже ростом, старше, толще и носил овчинную душегрейку, несмотря на тёплую погоду. Создавалось впечатление, что им было, что сказать, но они растерялись, увидев перед собой самого короля. — На переговоры пришли. Вот.

— С вами мне не о чем разговаривать, — ответил я, — мне нужен тот, кто у вас за главного, если он не хочет крови, пусть выйдет ко мне.

— Я-то помню, Ваше Величество, — сказал второй, высокий. Худой и седой, как лунь. — Хорошо помню батюшку вашего.

— Это хорошо, — похвалил я.

— Хорошо, да не очень, — мужик этот явно ничего не боялся, видимо, своё отжил и решил выступить смертником. — Он тоже главного хотел увидеть, мол, пусть придёт, разговаривать будем. Наобещал много. А как тот пришёл, его и убили, а конные нас ещё долго по лесам гоняли, я вот спрятался, а двух братьев и мать зарубили.