От спин разогревшихся коней подымались облачка пара, по телу разливалась сладкая истома. Вдобавок имелось еще одно обстоятельство для радости: когда во время охоты Абу-т-Тайиб намеренно оторвался от свиты, ускакав далеко вперед, никто не поторопился догнать шаха.

    Свобода? - нет, просто дергаем узлы.

    Пока.

    Впереди уже виднелась арка ворот, когда Абу-т-Тайиб приметил у обочины какую-то девицу, уступившую дорогу кавалькаде с похвальной резвостью. Одного взгляда на пышно разодетых охотников ей вполне хватило: девушка, стесняясь, поспешила согнуться в поклоне, а затем прикрыла лицо передником. Одежда ее слегка задралась, обнажив стройные щиколотки, и этот жест развеселил поэта.

    Абу-т-Тайиб подбоченился и с улыбкой продекламировал:

    -  Что скрываешь ты, девица, под покровами одежд?

    Дай же взгляду насладиться, не обманывай надежд!

    Мое сердце - спелый персик, хочешь, режь, а хочешь, ешь,

    Я сгораю в нетерпеньи, охлади мой пыл, красавица!

    Он тронул было поводья, собираясь ехать дальше. Но вместо этого застыл на месте, вновь придержав недовольно заржавшего коня.

    Девица раздевалась. Совершенно спокойно, и без всякого смущения. Абу-т-Тайиб в недоумении покосился на своих спутников: мол, что это с ней?! Головой скорбна?! Но спутники, похоже, воспринимали поведение девицы, как нечто само собой разумеющееся: гургасары без особого интереса наблюдали за обнажающейся девушкой, двое придворных беседовали вполголоса; Суришар вообще смотрел на него, Кей-Бахрама, дабы не пропустить момент, когда шах скомандует ехать дальше. Ни удивления, ни соленых шуток, ни ехидных ухмылок - ни-че-го!

    Поэт вновь перевел взгляд на девушку - та уже успела раздеться полностью и теперь стояла перед шахом во весь рост, потупив глаза. Даже срамных мест не прикрыла ладонями. Ждала. Чего? Разрешения одеться? Приказа взять ее в шахский гарем? «Впрочем, что это я?!! - опомнился Абу-т-Тайиб. - Откуда ей знать, кто перед ней? На лбу ж не написано: шах, мол… Интересно, у них тут женщины перед каждым встречным вельможей раздеваются, чтобы он их оценил?!»

    Девушка была весьма привлекательна, но сейчас поэту было не до томления плоти. Однако, пора и честь знать. Надо подводить итог, а то ведь так и простоит до вечера голой!

    И добро б летом!

    -  Жалко, милая, что стар я, волосы проела плешь,

    Ты - моя былая юность, гордая красавица!

    За такой финальный бейт впору было вытянуть самого себя плетью, но красавица все поняла правильно. И принялась одеваться. Ни улыбки, ни обиды не отражалось на ее лице: словно она просто исполняла обыденный долг. Скажем, обед готовила или одежду стирала.

    Шах пожал плечами и махнул рукой спутникам - поехали!

    Уже подъезжая к воротам, он жестом подозвал к себе ехавшего сзади Гургина.

    -  У вас тут все девки такие бесстыжие?

    -  Желание великого шаха - закон, - напыщенно проговорил маг.

    -  Допустим. И даже можно припомнить сходную историю, которая произошла с Хасаном Кудрявым и юной фазариткой. Но откуда эта роза ваших цветников узнала, что я - шах?!

    -  Разве можно глядеть на солнце, не прищурясь? - прозвучал удивленный ответ. - И тем более не узнав светила?!

    «Поговорили, - досадливо подумал Абу-т-Тайиб, посылая коня вперед. - От души.»

    Перед глазами до сих пор стояла нагая девица; и чувствовать себя молодым было отчего-то неприятно.