Изменить размер шрифта - +
 - Ибо дважды на Пероза поступали жалобы, где он именовался судьей неправедным, и вопли страждущих достигли небес! Что скажешь?

    Странно: пирующие хоть и прислушались к словам владыки, но отнеслись к его заявлению крайне спокойно. Когда буидский эмир Муизз ад-Даула, фактический правитель Дар-ас-Салама в обход халифа, или кордовский Омейяд аль-Хакам II смещали родовитых сановников - шептались куда больше. Одному сановник доводился родичем, другому - покровителем, третьему - фаворитом, поверенным в делах, другом, наконец!.. А здесь тишина. Выслушали, кивнули и облизывают сальные пальцы.

    Один Гургин дальше хмурится, хотя, казалось бы, дальше некуда.

    Ну что ж, бедный поэт и не переоценивал своих возможностей в реальном возвышении или низвержении. Ясное дело, указы марионетки годны только в сундуке.

    И все-таки…

    -  Владыка подписал указ об отстранении судьи Пероза? - спрашивает маг вполголоса.

    -  Да. И велел гонцу немедля доставить сей указ в дом судьи.

    -  Не поторопился ли владыка? Возможно, стоило бы подробнее разобраться с жалобщиками? Судья Пероз стар, более чем стар, и лишить человека в его возрасте пояса и кулаха без детального разбирательства…

    Маг говорит шепотом, еле слышно, хотя никто и не вслушивается в беседу шаха с советником.

    -  Ну, ты у меня тоже не мальчик, а от кулаха отказался! - бледность внезапно заливает лицо мага, и Абу-т-Тайиб решает не перегибать палку; особенно имея в запасе новый подарок. - А впрочем, умница! Вот и я думаю: не погорячился ли? Не внял ли мольбам злоязычных?! Наш достопочтенный устроитель пира, мой названный сын, минутой ранее сообщил мне: имение Пероза всего в двух фарсангах от этого дома! Итак: седлайте коней! Шах едет разбираться!

    И, не дав никому опомниться, поэт встал из-за стола.

    3

    Сегодня он будет спать плохо. Очень плохо. Потому что, вломившись во главе хмельной толпы в имение отставного судьи, застал там громкий плач и причитания. Труп судьи лежал в открытом гробе-табуте, уже обмытый и завернутый в погребальные пелены; а рядом скорбно молчали родственники и близкие друзья. Обман исключался, да и не стал Абу-т-Тайиб проверять: настоящий судья лежит перед ним или поддельный? Просто постоял над трупом, вспоминая вопрос мага-советника:

    «Не поторопился ли владыка? Судья Пероз стар, более чем стар, и лишить человека в его возрасте пояса и кулаха без подробного разбирательства…»

    А ведь он всего лишь хотел уличить возможных заговорщиков в пренебрежении к указам шаха, уличить публично, дав пищу молве!

    Уличил, владыка?

    Ты ведь был уверен, отправляя гонца, что цена твоему указу - рубленый даник, и тот с обгрызенным краем!

    -  От чего умер судья? - глупо спросил Абу-т-Тайиб, и едва не покраснел.

    Вперед вышел ровесник поэта, очень похожий на умершего: вероятно, старший сын.

    -  От… - он запнулся, проглотил слюну и уже твердо закончил. - От старости, мой шах. От старости.

    -  Получив мой указ?

    -  Да. Получив указ владыки. Вот…

    Абу-т-Тайиб обратил внимание, что ему протягивают атласную подушку, поверх которой лежали пояс и кулах.

    Золотые бляхи на ремне и россыпь жемчужин по зубчатому обручу; похожи на шахские регалии, но меньше и бедней.

    -  Оставь себе, - тихо сказал шах Кей-Бахрам. - Теперь ты - окружной судья. Оставь себе.

    -  Лучшего выбора трудно и представить, - шепнул на ухо Гургин, но шах не слушал его.

Быстрый переход