От недовольства Габриэллы и постоянно преследовавших Донато неудач страдал их брак, и поэтому походы в лес были по-настоящему мирными и счастливыми часами.
Однако этим утром Риккардо выглядел каким-то не таким, как обычно. У него был нервный и рассеянный вид, что-то тяжким камнем лежало у него на душе, и Донато это сразу почувствовал. Когда они шли к своей сиже, расположенной выше Вергайе, он заговорил с ним.
— Что случилось, Риккардо? Что с тобой?
— Хм…
Даже в скудном свете раннего утра Донато увидел, что Риккардо сдвинул брови и у него на лбу появилась глубокая вертикальная складка.
— Если я чем-то могу помочь тебе, скажи. Ты знаешь, у меня много возможностей…
— Я знаю, — перебил его Риккардо, — дело в том, что… ну, как тебе сказать… тут такое дело, которое я никак не могу себе объяснить, и от этого я как больной. Я думаю об этом день и ночь.
Донато стало разбирать любопытство:
— Может быть, я могу это объяснить, если буду знать, о чем идет речь.
Риккардо молчал. Очевидно, он боролся с собой, думая, стоит ли рассказывать свою историю. Но поскольку он уже, как говорится, «слишком далеко высунулся из окна», Донато будет снова и снова доставать его своими вопросами и не оставит в покое.
Риккардо сел на камень, снял с плеча свое ружье и положил на землю рядом с собой. Донато сел рядом.
Небо становилось все светлее.
Наверное, это была самая длинная речь в жизни Риккардо. Он рассказал о своем зимнем постояльце из Германии, который жил в холодной, влажной комнате, изучал итальянский язык как одержимый, а над его кроватью висел портрет Софии, написанный маслом.
— Откуда он взял ее портрет, черт возьми? — спросил он и посмотрел на Донато. — Такого просто не может быть. Он случайно очутился здесь и при этом у него с собой был портрет моей дочери! Скажи-ка, разве тут не пахнет чертовщиной?!
Донато самодовольно усмехнулся. Он не видел во всем этом никакой проблемы.
— Порой происходит такое, чего быть не может, — ответил он. — А некоторые случайности бывают настолько глупыми, что их и придумать-то невозможно. И при этом они оказываются правдой. Я скажу тебе так: всему этому существует какое-то очень простое объяснение. Может быть, твой гость… Кстати, как его зовут?
— Йонатан.
— Так вот, скорее всего, этот Йонатан случайно увидел портрет в Ареццо на рынке антиквариата. Ему сразу бросилось в глаза сходство с Софией, и он его купил. Я бы на твоем месте вообще ни о чем не задумывался. Я когда-то на рынке увидел портрет женщины, которая как две капли воды была похожа на мою тещу.
— Ну? И что ты сделал?
— Я купил этот портрет и сжег. Еще чего не хватало — чтобы я вешал портрет тещи над своей кроватью! — расхохотался Донато.
— А зачем ты вообще покупал его?
— Потому что на первый взгляд мне очень понравилось это сходство. А на второй взгляд, уже дома, оно начало действовать мне на нервы. — Донато встал и дружески похлопал Риккардо по плечу. — Идем. Все в порядке. А почему ты просто не спросишь Йонатана, где он взял этот портрет?
— Он закрыл его тканью. Я ремонтировал краны, и ткань упала. Он не знает, что я видел портрет. Возможно, он разозлится, если узнает об этом, иначе бы он его не скрывал.
Донато кивнул.
— Тогда забудь обо всем этом. Важно то, что наконец-то у Софии есть друг. Ничего лучше для нее и быть не может, правда?
— Да, ничего лучшего с ней случиться не может.
Риккардо повторил его слова, но сам далеко не был убежденным в этом. Донато немного успокоил его, однако сомнения остались. |