То потрясающие звуки,

         То замирающие вдруг…

         Как бы последний ропот муки,

         В них отозвавшися, потух!

         Дыханье каждое Зефира

         Взрывает скорбь в ее струнах…

         Ты скажешь: ангельская лира

         Грустит, в пыли, по небесах!

         О, как тогда с земного круга

         Душой к бессмертному летим!

         Минувшее, как призрак друга,

         Прижать к груди своей хотим.

         Как верим верою живою,

         Как сердцу радостно, светло!

         Как бы эфирною струею

         По жилам небо протекло!

         Но ах, не нам его судили;

         Мы в небе скоро устаем, —

         И не дано ничтожной пыли

         Дышать божественным огнем.

         Едва усилием минутным

         Прервем на час волшебный сон,

         И взором трепетным и смутным,

         Привстав, окинем небосклон, —

         И отягченною главою,

         Одним лучом ослеплены,

         Вновь упадаем не к покою,

         Но в утомительные сны.

Не позднее осени 1825

Осенью 1825 года Тютчев наконец-то получил законный отпуск. Роковой декабрь застал его в Москве. В городском родительском доме. В июле 1826-го были повешены зачинщики «возмущения», а в августе Федор Иванович написал свой знаменитый политический памфлет «14-ое декабря 1825».

Взгляд Тютчева и на само декабрьское восстание, и на декабристов резко отличается от типично либерального, однако и с консервативной точкой зрения не совпадает: он осуждает декабристов не за то, что осмелились поднять меч на помазанника Божия, то бишь царя, а за то, что они, «жертвы безрассудной и недозрелой мысли», не сообразили: ни кровь, пролитая за святое дело, ни жар их любви к несчастной отчизне не смогут растопить «вековую громаду льда» – русский «вечный полюс» общественного холода[1 - Текст, набранный курсивом, принадлежит составителю.].

14-ое декабря 1825

         Вас развратило Самовластье,

         И меч его вас поразил, —

         И в неподкупном беспристрастье

         Сей приговор Закон скрепил.