— Ты пойдешь или нет?

— Не знаю… Ненавижу школу… Я туда даже войти не могу. Воротит…

— Короче, ты не пойдешь? — Пьетро стоило большого труда переспросить еще раз, но если Миммо думает, что он будет его умолять, — не дождется.

— Не знаю. У меня тут серьезные проблемы. Меня девушка бросила.

Пьетро отвернулся, спокойно сказал: «Пошел в задницу» и стал спускаться с холма.

— Пьетро, ты чего? Погоди, не бесись. Если завтра будет настроение — пойду. Правда, если я помирюсь с Патти — пойду, — идиотским голосом крикнул Миммо.

— Пошел ты в задницу. Вот что я тебе скажу.

Флора Палмьери потратила целый день, придумывая, что бы приготовить на ужин. Пролистала кулинарные книги и журналы, но так ни к чему и не пришла.

Что может нравиться Грациано?

Ни малейшего представления. Но она была уверена, что спагетти не приведут его в ужас. С кабачками и базиликом? Свежее блюдо в любое время года. Или с острыми приправами? Правда, там чеснок… Или никаких макарон, а лучше жареные баклажаны дольками? Или…

О горе, горе, на чем же остановиться?

В конце концов, отчаявшись, она решил приготовить цыпленка с изюмом, карри, яйцом и рисом. Флора готовила его пару раз по рецепту из журнала «Анабелла», получалось довольно вкусно. Блюдо необычное, экзотическое, оно должно вызвать аппетит у бродяги Грациано.

И вот она толкает перед собой тележку между полок в магазине и ищет карри. Дома его не осталось. Но вот несчастье-то, в магазине его тоже нет, а ехать в Орбано уже поздно, да и цыпленок уже куплен.

«Ладно, сделаю жареного цыпленка с салатом и молодой картошкой. Классика лучше всего».

Она прошла через винный отдел и взяла бутылку кьянти и бутылку игристого белого.

Мысль о предстоящем ужине возбуждала и вместе с тем немного пугала. Она навела порядок в доме, достала хорошую скатерть и фарфоровые тарелки из Виетри.

Погрузившись в стряпню, она попыталась заглушить звучавший в голове назойливый голосок, твердивший, что она совершает ошибку, что это добром не кончится, что она только станет питать пустые надежды, которым не суждено осуществиться, что на обратном пути из Сатурнии она уже приняла решение, а теперь изменила его, что мама будет страдать…

Ну тут светлая сущность Флоры вмешалась и решительно заперла назойливый голосок в темном чулане, пусть и ненадолго.

«Я никогда не приглашала к себе мужчину, теперь хочу это сделать. Я так хочу. Поедим цыпленка, побеседуем, посмотрим телевизор, выпьем вина — вот чем мы займемся. Никаких гадостей, не будем валяться на ковре в гостиной, как свиньи, не будем делать ничего недостойного. И это будет наша последняя встреча, погоди немного. Да, мне суждено страдать. Ну что ж, еще немного страданий… Я знаю, что права, и мама, если бы могла, посоветовала бы мне поступить именно так».

Чтобы успокоиться, она думала о Микеле Джованнини. Она около года преподавала у них в школе физкультуру. Почти ровесница Флоры, худенькая, смуглая, темнолицая девушка.

Флоре она сразу понравилась.

Во время совещаний она выделялась своей живой реакцией, от которой эти каменные статуи дар речи теряли. Микела всегда становилась на сторону учеников. А однажды накинулась, прямо как львица, на замдиректора Гатту из-за расписания, и хотя в конце концов она ничего не добилась, она все-таки высказала ей в лицо все, что думает о ее фашистских методах.

Флора так не могла.

Подружились они случайно. Как часто бывает. Флора спросила Микелу, где купить кроссовки, чтобы гулять по пляжу. На следующий день Микела принесла пару прекрасных кроссовок «Адидас».

— Они мне велики, мне из Франции привезли, купили не тот размер.