– Теперь расскажи мне все ещё раз, – попросил Харкевич.

– А вы все такие тупые, что с первого раза не понимаете?

– Морозова тебя поняла, но, видимо, неправильно.

– Эту тётку зовут Морозова? Она в гестапо случайно не работала?

– Не обижайся на неё. Женщины, знаешь ли, они такие – нервы и всё прочее. Тем более у Морозовой утром случилось большое личное горе… Вот она и погорячилась.

– Раз у неё личное горе, так можно людям ребра ломать?

– Тебе ничего не сломали.

– Вы‑то откуда знаете?

– Знаю, – сказал Харкевич и снова улыбнулся. – Ну так что, Лёша? Ты хотел работать с нами напрямую?

– Да, была такая идея. А что?

– Мы к твоим услугам.

– Разве вы меня не будете пытать? Или там в бетон закатывать?

– Если ты только сам этого захочешь. Но в наши планы это пока не входит.

– То есть меня два часа в том подвале метелили просто за знакомство? Из вежливости? Чтобы показать, какие вы крутые?

– Нет, Лёша, мы не крутые. У нас просто бизнес. Отлаженный прибыльный бизнес, с которого мы имеем свой кусок хлеба с маслом. Хочешь поучаствовать – пожалуйста. Хочешь нам испортить бизнес – мы с тобой такое сделаем, чего ты даже представить не можешь. У нас для таких случаев специалист из Китая выписан, он такие веши с человеком делает – просто супер. Потом даже и не скажешь, что это человек был. Так, набор сухожилий и мелко перемолотых костей. А про бетон ты даже не мечтай, это только как подарок для особо дорогих людей за отдельную плату.

Говоря всё это, Харкевич не переставал улыбаться.

– Так что все очень просто. Хочешь у нас что‑то купить – принеси деньги и получи товар. Если все это были дешёвые понты – исчезни. Если у тебя какие‑то скрытые мысли, если ты ведёшь какую‑то игру – познакомишься с нашим китайским специалистом. Рано или поздно. Скорее рано, чем поздно. Вот такие у нас правила. Что скажешь, Лёша?

Алексей взял крекер, посмотрел на него и раздавил пальцами в крошку. Интересно было бы сейчас сказать этому улыбающемуся придурку – знаете, меня к вам заслала спецслужба. Хрен знает, как эта спецслужба называется, но заслала. У меня здесь типа практики, так что вы уж тут не очень со мной… Я же, типа, новенький. Я же первый раз такое делаю. Я один. Мне страшно. Но у меня нет выбора. Потому что сзади все сожжено как из огнемёта.

А потом он подумал – интересно, а чем же это всё должно закончиться? Допустим, я здесь стану своим человеком, все про всех узнаю… Что будет потом?

И он сам себе ответил – а что бывает с подразделением, в которое противник внедрил своего человека? И этот человек выяснил места дислокации, численность, вооружение, маршруты, базы? Это подразделение будет уничтожено.

То есть они все здесь умрут. И этот улыбающийся Харкевич, и стерва Морозова, и те козлы, что пинали его в подвале. И водитель машины, которая привезла Алексея, и тот парень, что принёс чай и крекеры… Они все умрут.

Они умрут, а я останусь. Я должен остаться. Я сильный, я смогу.

– Ну так что? – спросил Харкевич.

– Я смогу, – сказал Алексей.

– Приятно слышать, – кивнул Харкевич, не подозревая об истинном смысле ответа.

– И если уж вы когда‑нибудь решите меня прикончить, пусть этим займётся кто угодно, пусть это будет ваш гребаный китаец, но только не та стерва.

– Я вижу, Морозова произвела на тебя сильное впечатление, – засмеялся Харкевич и подмигнул видеокамере, прятавшейся за цветочным кашпо.