Он поучаствовал во многих битвах как наемник со своим смертоносным луком и стрелами и в конце концов обосновался в Италии. Перед тем как умереть и быть похороненным в Сибарисе, на «носке итальянского сапога», Филоктет основал храм Аполлона в Кримиссе. Там старый воин посвятил свое ядовитое оружие богу, чьи божественные стрелы разносили по миру мор и чуму[91].
Двоякое отношение к яду у греческих героев ясно проступает в нескольких местах Одиссеи Гомера – эпической поэмы о послевоенных приключениях Одиссея. После десяти лет скитаний Одиссей наконец возвращается на родную Итаку и видит, что его жена Пенелопа и юный сын Телемах окружены толпой самодовольных женихов царицы, которые в отсутствие царя завладели дворцом. Грубые захватчики лежат за столом, распивая вино и лениво обсуждая, как юный Телемах может им помешать. Возможно, он поедет в Эфиру, что в Эпире, на северо-западе Греции, и отыщет растущее там ядовитое растение, предполагает один жених:
Может случиться и то, что богатую землю Эфиру
Он посетит, чтоб, добывши там яду, смертельного людям,
Здесь отравить им кратеры и разом нас всех уничтожить[92][93].
Если Геракл – мифологический изобретатель стрел, отравленных ядом змеи, то Одиссей – первый герой мифов, прибегнувший к растительным ядам. Гомер рассказывает, что Одиссей, лучник, известный хитроумными уловками, однажды уже плавал в Эфиру в поисках смертоносного растения, чтобы смазать бронзовые наконечники стрел. Это объясняет страхи женихов, что Телемах может их отравить.
Эфира находилась в Эпире. Считалось, что рядом течет река Стикс и находится устье Ахерона, другой реки Аида, так что это место подходит для сбора ядовитых растений: здесь, по античным верованиям, находился своего рода «портал» в царство мертвых. Во время одного из подвигов Геракл спустился через один из входов в Аид и забрал оттуда Цербера – чудовищного трехголового подземного пса. Пена с клыков твари забрызгала зеленую траву и обратилась в ядовитые цветки аконита, или борца. Росли там и другие смертоносные растения – например, морозник черный и белладонна. Их поддерживали испарения из Подземного царства – настолько мощные, что пролетавшие мимо птицы падали замертво.
Одиссей бывал здесь, чтобы посоветоваться с бледными, горестными тенями, обитающими в Аиде[94]. Через три века после Гомера, в V в. до н. э., древнегреческий историк Геродот описывал известный некромантион – оракул мертвых – в Эфире. Археологи нашли развалины подземного лабиринта, который в целом соответствует описанию чертогов Аида в Одиссее. Ученые считают, что в древних ритуалах эфирского оракула мертвых использовались местные галлюциногенные растения[95].
Итак, Эфира – настоящий рай для отравителей. Но царь Ил, местный правитель, слыл «добродетельным мужем» и отказался предоставить Одиссею «смертельный людям» яд. Эпитет Гомера недвусмысленно свидетельствует о том, что яд предназначался для войны, а не для охоты. Одиссей, впрочем, в конце концов получил немного яда для стрел от приятеля, жившего на острове к югу от Эфиры. Но инцидент с царем Илом говорит о смешанных чувствах по поводу ядовитого оружия. Изобретательные уловки, хитрости и обман высоко ценились древними греками. Должна ли их восхищать находчивость Одиссея? Или им нужно встать на сторону почтенного царя Ила, считавшего, что тайное отравление врагов не может быть благом ни при каких обстоятельствах? Возможно, ответ кроется в том, что случилось с теми, кто прибегал к ядам.
Учитывая пристрастие Одиссея к хитрым уловкам и отравленным стрелам, нас не должно удивлять, что Лаэртида убил отравленным копьем Телегон, собственный сын. Царь Итаки не знал о его существовании: Телегон родился от Кирки, с которой Одиссей развлекался по дороге домой после Троянской войны. Эта волшебница-богиня знала силу многих загадочных pharmaka (лекарств, химикатов и ядов). |