— Я хочу, чтобы ты молчала, — приказываю я. — Чтобы не произнесла ни звука, чтобы я ни делал. Поняла меня?

Она кивает. Понятливая. Непонятливые в таких местах не выживают.

— Отойди к стене и обопрись руками.

Она исполняет, а я отхожу к двери. Запираю. Прикрепляю сигнальный маячок и ловушку, проверяю ставни на окнах, вешаю тревожную петлю. В таких местах нужна осмотрительность… Смотрю на ее склоненную голову, на темные волосы. На тень позвоночника и выступающие косточки. Она перебирает ногами, но не выпрямляется, как я и велел. Я расстегиваю куртку и молнию на джинсах. Останавливаюсь за ее спиной, провожу пальцем по позвонкам, снизу вверх, до самой шеи. Потом вниз до мягких ягодиц, и снова верх.

Нутром чувствую, что девушка нервничает. Почему? Ведь я не делаю ей ничего плохого. Лишь прикасаюсь… Но она дрожит и снова перебирает ногами, в инстинктивной попытке убежать. Ее тело умнее разума, оно уже чувствует опасность, и впрыскивает адреналин в кровь, учащает пульс и ускоряет ритм сердца, приказывая спасаться.

Но она стоит.

И я чуть усмехаюсь под серой маской, что закрывает лицо до самых глаз.

— Молчи, — шепчу я, и пальцы двигаются вниз, соскальзывают на ее ягодицы, погружаются между ними. А потом резко вхожу в нее, сразу на всю длину возбужденного члена, так что молния куртки царапает ей кожу. Она промолчала. А я откидываю голову, закрываю глаза, и начинаю долбить ее тело — яростно, грубо, ударяясь о ягодицы девушки бедрами и сжимая ладонью ее волосы. Тяну, желая, чтобы она закричала, но она молчит. Я толкаю ее вниз, приказывая опуститься на четвереньки и упереться локтями в ковер. И это тоже она проделывает беззвучно, не глядя на меня.

Я просовываю ладонь под ее живот, заставляя ее попку подняться еще выше, сжимаю грудь, перекатывая соски между пальцев, продолжая свои дикие движения. Чувствую приближение пика и резко отстраняюсь, дергаю ее, разворачиваю, кончаю в раскрытые губы. Глотает она тоже беззвучно, в тишине комнаты хлюпающие звуки слышны особенно отчетливо.

Отхожу к столу, вытираюсь салфетками. Смотрю на нее через плечо и снимаю куртку. Хинда все еще на коленях, смотрит в пол и дрожит. Она видела лезвие в моей руке и чувствовала мою тьму. Подобные ей всегда ее чувствуют: жизнь на краю не дает им обмануться, слишком часто они заглядывают в бездну и уже давно научились видеть ее приспешников. Безумцев типа меня.

Возвращаюсь к девушке и приподнимаю ее подбородок, рассматривая лицо. Миловидное, с чуть припухшими губами и светло-карими глазами. Стужи в них нет. Теперь я вижу ее, а не свое безумие, тьма отпускает, и мне становится легче.

Я поднимаю девушку на руки и несу к кровати, осторожно опускаю и целую ей шею. Нежно. Ласкаю ее губами, трогаю пальцами. Она все еще дрожит, не верит, сжимается под моими руками. Но мои губы настойчивы и умелы — уже через несколько минут она выгибается, ей уже не нужна искусственная смазка.

— Теперь я хочу слышать твои стоны, — я чуть усмехаюсь, гладя ей волосы и глотая горький запах ее страха, уже пережитого, но все еще будоражащего кровь. Сегодня я напою тьму этим запахом, и она отстанет. На какое-то время.

Девушка действительно стонет, и даже мой привередливый слух не улавливает в этом звуке фальши.