Но ведь грех золотом разбрасываться – не все пришебцы на такое смирение готовы.
В тишине зашкреблись когтищи по стене. Вот тебе и ведьменская защита тылового редута – как раз со двора и подбираются! Хома выбрал пистолет, Хеленка для пробы взмахнула молотом – от рукотворного вихря затрепетала расхристанная солома кровли.
— Да сидите, заполошные, — проворчала пани Фиотия.
На крышу выбрался кот – с опаской глянул на дивчину с занесённым молотом и пополз на пузе к ведьме. Та взяла рыжего гада на руки, принялась гладить – донеслось чуть слышное «м-рр».
Хома подумал что кошаки – на диво тупая живность – молота он боится, а на пистоль и усом не шевельнул. А ведь чуть пулю в пузо не словил. Тьфу, к ведьме всякая хвостатая дрянь так и льнет, так и льнет…
Казак вытер взмокшую ладонь о штаны. Вот, жди теперь опять…
***
Первого маззикима увидели все разом: согнутая тень, нелепо выставляющая длиннющие колени, прокралась вдоль хаты, стоящей на противоположной стороне улицы, по-паучьи подпрыгнула на стену, на миг замерла, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь у закрытой ставни. Упала на землю, оборотила уродливую башку к шинку. Хома для пробы прицелился – не-не, далековато ещё. Вот бы мушкет имелся – другое дело. Но не из пистоля целить…
Из темноты вынырнул еще один маззиким, в тот же час заволновались лошади на конюшне – видать, и оттуда заходили недруги.
— Не тронут лошадей, — прошептала ведьма, кот соскользнул с её рук, гордо задрал-распушил хвост. Тоже вояка облезлый.
Если рассуждать в философическом плане, так Хома смирился бы с потерей лошадей. Пусть бы их жрали, жизнь она ведь такая – рано ли, поздно, любого сожрёт. Но это если с философской стороны, а так конечно жалко Гнедка с Каурым. Могут и осиротеть добрые коники.
На улице скопился с десяток демонов, топтались, бродили, принюхивались. Потом сдвинулись всей гурьбой к воротам.
— Уловили, пакостники, — прошептала ведьма. - Сдвигайся и в прицел бери. Но до команды не пали. Главного будем ждать. Если он, конечно, на золото купится.
— А где ж золото? – уточнил Хома, ёрзая пузом по соломенной кровле с двумя пистолями в руках.
— Так в колодце, дурья твоя башка, — разъяснила хозяйка. – В воду они не занырнут, а отойти им жадность не даст. Бить можно, что тех мух, на выбор.
— На выбор, то хорошо. А золото как же? – обеспокоился казак. – Нам самим потом как за ним заныривать?
— Да меня на веревке опустите, не страдай, — пообещала панночка.
Вот что тут «не страдай», когда никто и не страдает? Этак запросто и в жадности заподозрят. А где жадность? Разумное беспокойство на предмет будущего запаса золотых пуль и добротного завтрашнего обеда! Да и что за выгода на крышах ночами сидеть, ежели и добычи нет?
Маззикимы окружили колодец, заглядывали во влажную темень, что те бараны у водопоя. Пихались голенастыми ногами. Один, видать, что поразумнее, потянул веревку с ведром, было слышно как полилась вода. Демоны заглянули в ведро – золота там не нашлось.
Хома надеялся, что алчность своё возьмет – полезут внутрь, да и потонут сами собой. Но поганое демонское сообщество оказалось не так простодушно – топтались, озирались, но не лезли. Меж тем, к колодцу подошло еще три-четыре нечестивых создания. По всему выходило, крепок запах злата. Ещё бы, такие деньжищи! Тут и человек локти кусать начнет…
Хому дернули за сапог. Анчес показывал на улицу – на углу у хаты, прикрытая плетнем, замерла смутная тень – вовсе обличия не различишь, но раза в два крупней рядового муззыкима. Неужто шедим и есть? Вышел бы под луну, что ли?
— Далеко? – прошептала ведьма. |