И сам слегка перистый и откровенно клювастый. До чего ж демоны у этого иудества всевозможные! К чему такое разномастие нужно?!
Сейчас привычный Анчес казался вполне свойским хлопцем. Ну, рожки, да пущай, разве большая неприятность? И поговорить можно, и ходит приличным образом.
Хома покосился на сотоварищей. Нет, сидят, глядят в даль неизвестную. Вот нечисть, она, всё ж, этакая заведомая нечисть. Нет, чтобы помочь в решающий момент, подбодрить сотоварища. Расселись и «слово» у них.
Обозленный казак понадежнее укрепил свои стопы, выковырял из голенища случайный пук колкой соломы. Клювастый демон приблизился на верный выстрел. Что ж, бить будем через дымоход – Хома опёр локоть о верхушку трубы, поднял пистоль. Из трубы пахнуло теплом, борщом и чуток горилкой. Мигом захотелось глотнуть. Может, вообще уж свою последнюю чарку упустил? А ведь все одно скажут: «подох Хома Сирок в шинке, как последний пропойца». Где в мире справедливость? Нет ее!
Так нет же! Не подведет твердая казацкая рука своего хозяина!
Смотрел на бесстрашного человека жуткий крючконосый шедим, замерли под стеной мелкие маззикимы, ждущие сигнала вожака.
А геройский казак никого ждать не желал – шепнул краткую молитву, затаил дыхание, да и выпалил…
…Пыхнул огонь, блеснула золотая пуля и прошибла грудь демона прямо посерёдке.
— Эгей! – воскликнул Хома, вглядываясь сквозь завесу порохового дыма. – Хорошо ли угощенье, пан шедим?!
Угощенье демону по вкусу не пришлось – вздрогнул и башкой закрутил, но падать не собрался. Наоборот, вперёд шагнул, да крылья-руки развел, роняя тёмные перья.
Сказал тут Хома слова менее благолепные и вынул из-за пояса второй пистолет. Куда ж его, демона, бить требуется?! Голова плоская, да и несерьезного вида. Разве что гребень жирный и выразительный. Ежели эта дрянь как петух, так тот и без головы бегать может. Не, вовсе не голова у него слабым местом считается…
Зашуршали крылья-руки, грузно взлетел у стены шедим, и скрипнула стреха под тяжестью демона. В тот же миг зашуршало, заскреблось – полезли по стенам недобитые мелкие демоны…
Но не до них было сейчас казаку – стоял перед ним истинный диавол, весь в кудлатых перьях. Тяжко стоял, видно, что подраненный златом, но не побитый. С металлическим цокотом раскрылся острый клюв, потянулись к Хоме перистые руки…
— Так-то оно так, — молвил казак, вытянул руку с тяжелым пистолем и пальнул демону промеж нижних петушиных лап, хотя и чуть выше. Сноп огня опалил перья демона, а полновесная пуля угодила точно в цель.
Квохнул демон и ухватился за тяжкое поврежденье. Но вновь не упал, хотя и закачался.
— Вот же тебя… — в печали изрек Хома, нашаривая благоразумно прислоненную к стропилу пику. Может, ржавое железо диавола возьмет, раз уж пред червонным золотом гадостно устоял?
… Тянулись к казаку лапы со всех сторон — тощие, но хваткие, от всех разом не отобьешься. Но тут бы с главным ворогом напоследок схватиться…
Не успел Хома. С неистовым визгом выметнулось из-под стропила ядро неведомой пушки, в полёте перекинулось в длинную встопорщенную когтистость, да и бахнулось поверх клюва замершего шедима. Хрясь – двинули когти по темному глазу!
Не успев и клекотнуть, демон завалился с крыши. В полете геройский засадчик с истошным мявом угостил противника и второй лапой…
Шмякнулись под стену так, что весь шинок вздрогнул…
— А ну, погодь! – молвил Хома, раздавливая каблуком лапу, норовившую уцепить за ногу. Выдирая шаровары из когтей, шагнул к краю крыши, отшиб древком пики ещё одну загребущую лапу…
Шедим, лежа на спине, ворочался и клокотал – в стороне от него, выгнув спину, скакал боком котяра, и вопил адским мявом. |