Но по физиономии Ушакова ничего нельзя было прочесть, словно он действительно хочет провести меня в тихое местечко, где я могу отдохнуть от этого бесконечного шума, который преследовал меня уже без малого сутки, и от которого я чувствовал подступающую мигрень.
– Поверьте, ваше высочество, нет ничего невозможного и при определенном старании можно добиться и тишины посреди базара. Пройдемте за мной, ваше высочество, я обещаю, вы будете удивлены.
Пройдя за Ушаковым на второй этаж, миновав ряд комнат, в которых гости развлекались в другой, так сказать, плоскости, мы зашли в небольшую комнату, оказавшуюся кабинетом. Дверь за моей спиной закрылась и все звуки словно отрезало. Я недоуменно покосился на дверь, здесь действительно было тихо, настолько, что в ушах, отвыкших от тишины, зазвенело. За массивным столом сидел Татищев, и просматривал при свете нескольких свечей какие-то бумаги. На звук открывшейся двери он обернулся и тут же вскочил, поклонившись в знак приветствия.
– Видимо Андрей Иванович полагает, что рассказать вы, Василий Никитич, можете столько всего интересного, что это может насторожить кого-нибудь, кто и вовсе не должен знать о нашем разговоре, – я говорил в то время, как шел к столу, за которым сидел Татищев. Комната была настолько маленькой, что кроме стола и стоящего в углу дивана, ничего в ней больше не поместилось бы.
– Мне Андрей Иванович почти этими же словами объяснял необходимость встретиться именно здесь в этом царстве порока, в этом вертепе, который этот старый пень решил на старости лет создать, – Татищев поджал губы. Надо же, кому-то, как оказалось, не нравился клуб. Чудеса просто.
– А вы, я погляжу, не в восторге от детища Андрея Ивановича, – усмехнувшись, я сел напротив него, сложив руки на столе.
– Нет, не в восторге, ни в малейшей степени, – Татищев сложил бумаги, которые до момента моего появления тщательно изучал, и подвинул довольно внушительную стопку мне. – Андрей Иванович ввел меня в курс дела. Не понимаю, к чему такие предосторожности, никакими особыми секретами я не владею, но, раз уж сам Ушаков настаивает на том, чтобы провести наш разговор именно здесь, то я не буду спорить с ним из-за пустяков, – махнул он рукой. – Если я все правильно понял, речь пойдет о Демидовых?
– О них, родимых, – я кивнул, подтверждая его слова. – Они уже поди засиделись в Петропавловской крепости. Сколько же можно их за казенный счет кормить? Пора уже и допросить, но для этого мне нужно знать о них как можно больше.
– О самих Демидовых я знаю мало, – предупредил Татищев. – Лишь о том, что скрывают в себе Уральские горы.
– Хорошо, давайте так, среди ваших знаний есть такие, которые могут, к примеру, вызвать бунт, приведший к убийству посланника ее величества? – спросил я, тщательно подбирая слова. Татищев глубоко задумался, а затем поднял на меня глаза и кивнул.
– А ведь, ваше высочество, пожалуй, я действительно знаю нечто, способное или окончательно похоронить Демидовых, или предоставить им шанс на спасение, – Татищев обхватил подбородок рукой и сделался еще задумчивей. – Если позволите, ваше высочество, я, пожалуй, начну, а то мы здесь вечность проведем.
Вышел я из кабинета и присоединился к Румянцеву спустя час. Петька все это время простоял, подпирая колонну, и весь этот час всем старательно отвечал, интересующимся, что у меня живот прихватило, и я сижу в месте раздумий, но скоро, дай бог, выйду, чтобы провести окончание вечера в обществе таких милых людей.
– Ну что, удачно? – спросил Петька, и уже по его тону я определил, что он в курсе того, с кем я встречался, и что это вовсе не юная прелестница, прибежавшая сюда ко мне на свиданку. |