— Нет, — говорю я. — Спасибо.

Норин подходит ближе, и я вижу крупный план бокала — жидкость внутри завлекательно покачивается. Было бы так легко ее заглотить.

— Это особая смесь, — говорит Норин. — Мы ее настоем зовем…

— Я знаю, что это, — перебиваю я. — Джек мне этот настой уже показал… и я немного попробовал.

Теперь веки Норин полузакрыты — она внимательно меня изучает.

— И что? Тебе не понравилось?

— Понравилось. Очень. Пожалуйста, убери.

Норин смущена — она точно так же, как прежде, морщит носик, — и все же повинуется. Когда она возвращается, я вдруг понимаю, что пытаюсь объясниться. Насчет выпивки, насчет моего присутствия, насчет всего остального.

— Я гербаголик, — выпаливаю я. Пожалуй, слишком громко. Хотя это вряд ли меня заботит. Мои грехи — сущие цветочки по сравнению с теми преступлениями, которые большинство присутствующих здесь диносов совершило только за последние несколько лет.

— Мне очень жаль.

Я пожимаю плечами. Такой отклик вполне обычен — мало что хорошего можно сказать после того, как кто-то признается тебе в том, что бессилен справиться с собственной жизнью. Лучшая реакция, которой я до сих пор удостаивался, выразилась в вопросе: «Ara, a как наши вчера в футбол сыграли?» Однако этот отклик принадлежал Сатерленду, и это несомненно была самая разумная его фраза за многие месяцы.

— Я восстанавливаюсь. Вообще-то… — Черт, вот тут бы мне и заткнуться. — Тем вечером в Лос-Анджелесе, когда мы должны были на автобусной остановке встретиться…

Норин поднимает указательный палец и прикладывает его к моим губам.

— Нет-нет, — шепчет она. — Об этом ни слова.

— Но я просто подумал…

— Нет-нет, — повторяет Норин и направляется к большому дивану, на котором несколько людей Джека внимательно смотрят телевизор.

— Слушай, никак не пойму, — говорит один из них, которого зовут ББ. — Почему их метеорологами кличут? Ведь они же не говорят, когда тебя метеор по башке долбанет.

Невысокий парнишка с кривыми зубами и запахом детской присыпки испускает громкий смешок, но другой чувак, повзрослее, лишь качает головой:

— Этот прикол я уже слышал.

— Какой прикол?

— Да про метеорологов. Ты его стырил.

— Блин, — выражается ББ. — Ни хрена я не тырил.

— Ладно, парни, — говорит Норин, усаживаясь рядом с ББ. — А ну-ка мамочке место освободите. — Они освобождают для нее участок дивана. Затем Норин манит меня пальцем, похлопывая по совсем крошечному насесту рядом с собой. — Отчет об урагане когда-нибудь видел?

— Я видел отчеты о землетрясениях, — отвечаю я, вклиниваясь между Норин и подлокотником.

— День и ночь. В отчете о землетрясении тебе просто рассказывают про ущерб, который уже был нанесен. А в отчете об урагане… короче, смотри.

Синоптик — он же метеоролог — стоит перед картой с показаниями радара, указывая на клубящиеся белые массы в нескольких сотнях миль к востоку от Доминиканской республики.

— Ураган Алиса может причинить тяжелые разрушения, если она решит пойти к берегу, — говорит он, рассуждая о погодной системе как о тяжеловесной тетке, пытающейся на мелководье выбраться из каноэ. — Алиса сейчас всасывает массу теплых Атлантических вод и набирает весьма серьезную мощь. Давайте взглянем поближе…

Внезапно картинка дает крен и переворачивается, крутясь так, как телевизионные изображения вообще-то не крутятся, особенно когда экран имеет больше шестидесяти дюймов по диагонали.