Я по-прежнему остро чувствую, как грязь с ипподрома покрывает мою личину, и еще острее тревожусь о том, что крошечные частички распад-порошка могут таиться у меня на одежде, только и дожидаясь случая соприкоснуться с плотью диноса.
— Где Джек? — спрашиваю я.
Гленда кивает в сторону задней части пентхауса.
— Видела, как он там вместе с какой-то мелкой пожилой теткой исчез.
— Седовласая, держит себя в форме?
— Ага, она самая. А кто она такая?
— Вообще-то не знаю. И никто, похоже, не знает.
Мы с Глендой направляемся к задней части просторных апартаментов, по ггути обходя всякий антиквариат и предметы искусства, которыми мне, надо полагать, следует восхищаться. Но что я, черт побери, вообще знаю про искусство и антиквариат? В длинном коридоре по обе стороны ряды дверей, все заперты.
— Джек? — окликаю я. — Ты здесь?
Приглушенный стон из самого конца коридора. Мы с Глендой делаем еще несколько шагов.
— Джек, это ты?
Раздается еще один стон, и мне начинает казаться, что это как раз тот самый момент любого хорошего фильма ужасов, когда вся публика встает на ноги и орет мне бежать отсюда куда глаза глядят, хотя предпочтительнее — в ближайший полицейский участок.
Кряхтение, стон, краткий сдавленный рык — и все из-за той дальней двери. Я смотрю на Гленду.
— Как думаешь?
Она пожимает плечами:
— Это твоя ответственность.
Тогда я собираюсь с духом, готовлюсь резко стартовать…
Тут дверь раскрывается, и оттуда выкатывает Джек. На обезумевшего зверя он решительно не похож, и огроменный нож у него из спины тоже не торчит. Тем не менее он выглядит совершенно измотанным. Каким-то высохшим. Трехдневной давности воздушный шарик, вялый и сморщенный.
— Винсент, — шепчет Джек, и грудь его медленно вздымается, пока он с трудом втягивает в себя воздух. — Не знал, что ты уже сюда прибыл.
— Ага, всего минут двадцать тому назад…
Тут я умолкаю, видя, как за спиной у Джека из комнаты выходит пожилая женщина. Встречая мой пристальный взгляд, она мило мне улыбается. Затем хлопает Джека по плечу и что-то шепчет ему на ухо.
— Отличная мысль, Одри, — говорит Джек. — Так мы и сделаем. — Затем он снова обращается к нам с Глендой. — Давайте дойдем до универсама, мягкого мороженого поедим.
— Мягкого мороженого? В смысле, из автомата?
— А что? Для мягкого мороженого из автомата Винсент Рубио теперь слишком хорош?
— Да нет, — говорю я. — Просто… просто ты малость усталым выглядишь…
Джек нажимает на кнопку своей самоходной коляски, и она устремляется вперед, едва меня не сшибая.
— Тогда за мой счет. Уверен, вам с Норин требуется какое-то время, чтобы поладить. А с мягким мороженым ностальгия всегда легче проходит.
Его хорошее настроение кажется несколько вымученным, но, с другой стороны, я уже давненько мягким мороженым не баловался. Рапторы особенно подозрительно к нему относятся из-за наших крупных пазух, куда оно порой попадает. Но бесплатный десерт есть бесплатный десерт, а потому мы с Глендой спешим за Джеком, спускаемся на лифте и садимся в лимузин.
Вся компания состоит из меня, Гленды, Джека, Хагстрема и Норин. Несмотря на массу возможных тем для разговора, мы глухо молчим. Джек при желании определенно смог бы катнуть шарик, но он вяло полулежит на сиденье, почти утопая в черной коже.
— Джек, — спрашиваю я, — ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?
Он кивает и поднимает оба больших пальца кверху, но даже это ничтожное усилие явно что-то из него забирает. Я задумываюсь, не начинает ли СМА, его болезнь, резко прогрессировать дальше. |