Шерман, Джерри и неизвестный солдат спешат мне на помощь…
— Прекрати, — резко шепчет мне Хагстрем. — Мы их не возьмем…
— Возьмем…
— Нет! — шипит он. — Защищай Норин. Выясни, кто болтает…
Тут трое рапторов отрывают от меня Нелли, и он снова разыгрывает свирепого зверя, выпуская когти и бешено размахивая руками по сторонам. Ему удается нанести пару-тройку порезов — тонкая струйка крови стекает по щеке Джерри, впитываясь в песок…
— За руки, за руки его, блин, хватай! Вяжи его, блин, вяжи…
Солдат отступает на шаг и резко пинает Хагстрема ботинком в живот — сильный удар лишает Нелли дыхания. Он сгибается пополам, и Шерман хватает его за руки, быстро стягивая их веревкой.
— Ты в порядке, Винни? — спрашивает меня Шерман.
— Угу. — Я по-прежнему малость потрясен, но не столько внезапным нападением Хагстрема, сколько тем, как он жертвует собой ради своей невесты и ее обширной семьи. — Угу, все хоккей.
Мы ведем Хагстрема дальше под пирс (всю дорогу он плюется ядом, опять слишком уж густо накладывая — «Проклятье на ваши хвосты, хвосты ваших сынов, хвосты сынов ваших сынов…»), но если когда-либо наступает время излишне острой реакции, то сейчас, пожалуй, как раз оно. К тому времени, как мы достигаем дальнего конца пирса, вода нам уже по колено, и Шерман останавливает процессию у одной из массивных деревянных колонн, за которыми только открытый океан. Грозовые тучи заметны даже в темнеющем вечернем небе. Впрочем, болтаясь совсем рядом с побережьем, они что-то не торопятся.
— Эта сгодится, — говорит Шерман, подталкивая Хагстрема к опоре. Джерри и неизвестный солдат мигом оказываются на месте со своей веревкой. Ставя Хагстрема лицом к океану, они проворно притягивают его веревкой к колонне.
Шерман подзывает меня к себе.
— Его руки, — хрипит он. — Заверни их к груди. — А затем Хагстрему: — Только без фокусов.
Хагстрем решает не вынуждать меня заниматься грязной работой и сам заворачивает пальцы внутрь, чтобы когти указывали ему в грудь. Шерман проделывает то же самое с другой его рукой, и головорезы быстро закрепляют их в этом положении. Такой мафиозный фокус я уже видел — если Хагстрем теперь попытается выпустить когти, чтобы разрезать веревку, он пронзит себя собственным оружием задолго до того, как сможет высвободиться.
Мы отходим назад, чтобы взглянуть на плоды своей работы, а Хагстрем просто смотрит куда-то в океан, вдыхая настолько глубоко, насколько позволяет обтягивающая его грудь веревка. Несколько часов спустя, когда Алиса наконец обрушится на берег — тридцатифутовые волны, ветер за сотню миль в час и все такое прочее, — Хагстрем по-прежнему будет здесь, чтобы поприветствовать капризную дамочку. Надеюсь, история их близости будет краткой, надеюсь, Алиса быстро с ним покончит.
— Нормально, — говорит Джерри, одной рукой проверяя веревку. — Будет держать.
Он отходит, позволяя Шерману тоже проверить веревку, и тот небрежно ее дергает, пользуясь случаем, чтобы приблизить свою физиономию к лицу Хагстрема.
— Тебе предстоит по-настоящему славная ночь, гадро, — рычит Шерм, похлопывая Нелли по голове, прежде чем влепить ему пощечину. — Это тебе за Чеса.
Дальше он оставляет Хагстрема мне, а мне и сказать нечего. Если я к нему подойду, я наверняка выпущу коготь, чтобы ослабить веревку, но риск будет слишком велик. Хагстрем как пить дать этого не одобрит. И не позволит.
— Хрен с ним, — рычу я и сплевываю на песок, чувствуя, как тот плотный комок у меня в груди растет с каждой секундой. — Давайте лучше отсюда сваливать. |