— Н-да, — повторяет Хагстрем. — Маленькая техническая неувязка.

Я уже собираюсь перейти к Плану Б, но тут вспоминаю, что у меня тоже есть мобильник. Конечно, не такой модный, как у Нелли, но служит исправно — даже в этой дыре.

— Попробуй еще разок, — говорю я. — Но если ты и этот не поймаешь, то клянусь, ты за ним следом уйдешь. — Эдди говорит мне, какой номер надо набрать, и я набираю. Через секунду-другую следует длинный гудок, и я убеждаюсь, что процесс пошел.

Затем я довольно неловко швыряю мобильник, но Эдди лихо изгибается влево и намертво хватает телефон. Пожалуй, ничего ловчее он в жизни своей не совершал — особенно если учесть, что его руки по-прежнему связаны в запястьях.

— Валяй, — одними губами говорю я ему, и Эдди начинает.

— Привет, — ровным тоном говорит он. Нелли тем временем крепко держит веревку, но в любой момент готов отпустить. — Это Эдди Т. Просто хотел сказать, что по-настоящему доволен проделанной работой и хочу встретиться, чтобы заплатить лично. Может, попьем кофейку — такие типа дела. Время и место те же самые. Может, нам с тобой вместе удастся какое-нибудь дельце провернуть. Тут Нелли дает ему сигнал, и Эдди быстро сворачивается, добавляя лишь одну фразу:

— Ладно, увидимся.

— Мобильник, — говорю я, и Эдди швыряет его обратно на землю. Бросок у него выходит дерьмовый — примерно так президенты обычно швыряют мячик в первый день бейсбольного сезона. Я вынимаю мобильник из грязи, вытираю его и кладу обратно в карман брюк.

— Ну как, все верно? — с дрожью оптимизма в голосе спрашивает Эдди. — Я все сделал, вы меня отпускаете, и мы в разные стороны расходимся?

Нелли бросает на меня взгляд, но это не мое решение.

— Дело семейное, — говорю я ему. — Решать тебе.

Эдди внезапно осознает, что назревают неприятности, что обещание Хагстрема его отпустить может быть не выполнено.

— Проклятье, — снова заводит он свой обычный вой, — ты не можешь так поступить…

— Почему? — интересуется Нелли.

— Ты обещал… ты поклялся… ты дал слово…

— Я только сказал, что мы с Винсентом собираемся тебя отпустить. А про Папашу я даже словом не обмолвился.

Эдди теперь безумно дрыгается на веревке. Я вижу, как его выпущенные от избытка адреналина когти летают туда-сюда, бессильно царапая воздух.

— Нет… нет…

— Папаша, — говорит Нелли, — он весь ваш.

Папаша Дуган шаркает к веревке и медленно выпускает единственный черный коготь. Коготь этот истертый и тусклый, но все же он достаточно остр, чтобы как следует справиться с работой. Опытным движением Папаша перерезает ровно половину толщины веревки, удерживающей Эдди над болотом.

— Это тебе за Джека, — говорит он.

Тут Эдди окончательно лишается всякого самообладания — безостановочный поток ошалелой тарабарщины струится из его рта. Получается какой-то марсианский диалект — нельзя разобрать ни слова.

— А это, — продолжает Папаша, кладя свой коготь на уже растрепанные нити веревки, — это тебе за Норин.

Эдди еще и наполовину не погрузился в воду, а Хват уже там. Странным образом представляясь крупнее, чем раньше, аллигатор защелкивает пасть на туловище Талларико, острые зубы зарываются в мясистое брюхо. Эдди вопит раз, другой, бьет кулаками по длинному рылу аллигатора, пытается погрузить когти в какое-нибудь чувствительное место зверя, но все без толку. Аллигатор трижды поворачивается вокруг своей оси, и Эдди лишается чувств, а считанные секунды спустя мрачно-бурое болото становится чуть краснее обычного.