Люди пропадают, это случается. Но никто не исчезает настолько бесследно. Вся моя трудовая биография посвящена розыску пропавших динов и людей, и за это время я понял одну простую вещь: как бы тщательно ни заметались следы их предшествующего существования, от бумажного следа, тянущегося за каждым на протяжении всей его жизни, избавиться невозможно. Рекламные листки, к примеру, так и продолжают сыпаться в их почтовые ящики, умоляя оценить преимущества Этих Потрясающих Кредитных Карт, безжалостные добровольные помощники благотворительных телемарафонов звонят по телефону с просьбой о пожертвовании детям — у них все ради детей. И так далее. В сегодняшнем мире, где компьютеры способны хранить все ваши личные данные еще много-много лет после того, как последние из ваших прапраправнуков переселятся в ближайшую богадельню, никто больше не растворяется без следа. Никто.

Джейси Холден растворилась. Как сахар в воде, сказала Джудит. Имя ее было вычеркнуто из рассылочных листов, удалено из списков сборщиков пожертвований. Будь у меня доступ к Интернету, не сомневаюсь, обнаружил бы, что Джейси Холден давным-давно испарилась со всех его сверхскоростных магистралей. Она превратилась в виртуальное ничто после того не по сезону теплого февральского вечера, будто бы, направляясь в никуда, сумела каким-то образом забрать с собой чуть ли не все признаки своей жизни.

Я слышал и о более странных вещах.

С другой стороны, жизнь Макбрайда вся как на ладони — в газетах, журналах, свершениях. По крайней мере, последние пятнадцать лет его жизни; глубже зияет пустота, но это как раз неудивительно. В большинстве статей о покойном дине упоминается, что и он, и его жена родом из Канзаса, но нет никаких подробностей, кроме тех, что он рано осиротел и был взят на воспитание другом семьи. В какой-то момент он встретил свою очаровательную жену Джудит, они перебрались в Нью-Йорк, вошли в деловые круги, появились в обществе, создали сверхдоходную компанию, специализирующуюся на ссудах, поглощениях, а заодно и ночных клубах сомнительной репутации, и — бумс! — магнат родился. Далее только светская жизнь и финансовые достижения — скучно до слез.

Я выхожу из архива муниципалитета с намерением тут же съесть что-нибудь у ближайшего из этих роскошных нью-йоркских лотков, как вдруг вижу ступеньки, ведущие к окружному моргу. Мне знакомо это место — слишком, наверное, хорошо знакомо. Девять месяцев назад здесь произошла моя первая стычка с обитателями Нью-Йорка. Полагаю, у меня тогда стало навязчивой идеей докучать ассистенту коронера вопросами о смерти Эрни, хотя все мои старания не принесли ничего, кроме грубых отказов и не менее грубого обращения со стороны охранников. Кажется, я пустил в ход угрозы, а возможно, и кулаки. И пусть те дни у меня будто в тумане — тогда как раз начинался Великий Загул, и я был напичкан таким количеством базилика, что фактически являл собой ходячую оранжерею, — зато теперь я куда трезвее. За сегодняшний день всего две веточки да чайная ложка орегано — я вполне готов к постановке уместных, выдержанных вопросов в самой корректной форме.

— Нет, нет, нет… только не вы… — пятится ассистент коронера, когда я миную двойные вращающиеся двери морга. — Я позову охрану, ей-ей, я сделаю это…

— Рад тебя видеть, — говорю я, дружелюбно протягивая руки — мирное, открытое движение, наилучшим образом действующее на собак и самых тупых представителей человечества. Никакого характерного запаха, то есть парень к динам не относится — от страха, с каким сотрясается его хрупкое тельце, любой из наших испускал бы феромоны, как болонка в течке.

— Вы должны… у меня есть номер, я позвоню… я смогу вас выставить отсюда…

— Я тебя трогаю?

— Нет… пожалуйста…

Я повторяю, тщательно выговаривая каждое слово, чтобы он понял:

— Я — тебя — трогаю?

— Нет.