«Червоточину», ночной клуб с баром на авеню D, содержат Джино и Алан Конти, парочка Аллозавров, известных темными делишками с дино-мафией. Насколько мне известно, передний зал бара предназначен в первую очередь для млекопитающих, и здесь всегда битком набито; клиентура жалкая: алкаши, в полдень начинающие закладывать за воротник и умудряющиеся продержаться до девяти следующего утра. Но за убогими сортирами с табличками «НЕ ССАТЬ НА СИДЕНЬЯ», за стеной, сплошь покрытой граффити, за металлической дверью, запертой на два засова, цепочку и Бронтозавра по имени Скич, скрывается один из лучших дино-баров по эту сторону Гудзона, прибежище самых разнообразных пороков, травяных, и не только. Кажется, я провел здесь немало времени в период моего последнего смутно припоминаемого пребывания в Нью-Йорке, хотя, войдя сюда и заняв место, я не узнаю ни души. Большинство в облачении и неотличимо от млекопитающих, хотя несколько храбрецов обнажили свои исконные головы и зубы, возможно, чтобы заставить остальных держаться подальше и оставить их в одиночестве. — Базилик, два листика, — обращаюсь я к официантке-Диплодоку, сделавшей в своем облачении разрез, из которого вылезает хвост, лениво извивающийся по полу, разметая мусор, будто метла. Сочетание человечьей оболочки и хвоста динозавра, одновременно соблазнительное и запретное, привлекает взоры обдолбанных клиентов, ошивающихся в баре в столь поздний час. Когда она проходит мимо компании Рапторов, те гогочут и тянутся хлопнуть ее по обнаженной шкуре, но тут же следует легкий удар хвоста, предупреждающий щелчок самым кончиком, и парни вновь — сама благовоспитанность, смирно сидят за столом.

— Винсент? Пресвятые засранцы, неужели это Винсент Рубио? — Дама явно удивлена и рада меня видеть. Звук шагов, и на стол падает тень. Я заставляю себя поднять глаза. — Черт бы меня побрал, так и есть! — Даже без этих непрерывных проклятий я узнал бы Гленду Ветцель по запаху, приятной смеси гвоздики и старых бейсбольных перчаток. Гленда — отличная девчонка, и не то чтобы я не хотел ее видеть, просто мне вообще никого видеть не хочется.

— Привет, Глен, — поднимаюсь я для объятий и тут же валюсь обратно. Знаком предлагаю ей сделать то же самое.

Но она тянет стул и садится, не дожидаясь моего приглашения.

— Черт, сколько ж это… год?

— Девять месяцев.

— Девять месяцев… проклятье! Хорошо выглядишь.

— Отнюдь. — Не в том я настроении, чтобы играть в «как будто».

— Ладно. Так себе. Но запах у тебя охренительный, я сто раз говорила.

Мы треплемся, пока не приносят базилик. Гленда украдкой бросает на меня беспокойные взгляды, когда я сжевываю сразу оба листа и заглатываю весь ком. Себе она заказывает пол чайной ложки толченого тимьяна.

— Меня от тимьяна никогда особенно не тащило, — говорю.

— Меня тоже, — вздыхает она. — Но на чем-то надо съезжать с дозы.

Гленда — наш брат частный детектив, рабочая лошадка, гробящая жизнь на компанию «Джей amp; Ти», здешний, манхэттенский филиал «ТруТел». Ее босс, Йоргенсон, точная копия Тейтельбаума, вплоть до повышенного давления и дурных манер. Именно ребята из «Джей amp; Ти» с самого начала занимались делом Макбрайда по поручению Нью-Йоркского муниципального Совета и нарыли те грязные фотки, что мы, словно мальчишки в школьной раздевалке, передавали из рук в руки на заседании нашего, Южнокалифорнийского Совета.