Смотрите, не ужасайтесь; ибо надлежит всему тому быть. Но это еще не конец».
— Это не Корабль! Это христианская «Книга мертвых»!
— Но Корабль цитирует ее.
Томас обернулся к ней, и в глазах его Хали увидела боль.
Христианская «Книга мертвых».
По просьбе Хали Корабль показывал ей отрывки из «Книги», выводя страницу за страницей на крохотный экран в тесной комнатушке, где когда-то учился Керро. Если Томас правда был кэпом, он должен был знать эти слова. «Интересно, — подумала Хали, — а Оукс знает?» Странно, что никто на борту не откликнулся на ее осторожные расспросы о том, что случилось на лобном месте.
А потом, когда они остановились передохнуть на уступе, скрывшемся в глубокой расселине, Томас перепугал ее до смерти.
— Зачем Корабль показал тебе распятие? Спрашивала ли ты себя об этом, Хали Экель?
— Откуда… как ты узнал?
— Корабль говорит со мной.
— Корабль объяснил тебе, для чего…
— Нет!
Томас вновь двинулся в путь.
— Ты знаешь, зачем Корабль показал мне это? — крикнула Хали ему вслед.
Томас застыл у края расселины, глядя, как разгорается над равниной свет утра, как сверкают алмазами под солнцем плазмагласовые купола Редута вдалеке. Хали нагнала его.
— Знаешь?
Томас обернулся к ней, и глаза его полыхали болью.
— Если б я только знал, я бы понял, как надо богоТворить! Неужели Корабль не намекнул тебе?
— Он сказал только, что мы должны вспомнить о священном насилии.
— Расскажи мне, — попросил он, обжигая девушку взглядом, — что ты видела.
— Я видела, как замучили до смерти человека. Это было чудовищно жестоко, но Корабль не позволил мне вмешаться.
— Священное… насилие, — прошептал Томас.
— Тот, кого убили… он заговорил со мной. Он… Мне кажется, он узнал меня. Он знал, что я издалека пришла, чтобы увидеть его. Сказал, что мне от него не укрыться. И еще — чтобы я сказала всем, что свершилось.
— Что-что он сказал?
— И еще — что если кто и может понять волю Божью, то это я… но я не понимаю! — Она помотала головой, едва не разрыдавшись. — Я всего лишь медтехник, наталь, и я не понимаю, зачем Корабль показал мне это!
— А тот человек, — прошептал Томас, — больше ничего не говорил?
— Говорил… он просил людей из толпы плакать не о нем, а о собственных детях. И что-то о дереве…
— «Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?» — процитировал Томас.
— Точно! Так он и сказал! Но что это значит?
— Значит… что могущественные в годину бедствий становятся опасней — а то, что сделают они с корнями, отзовется до кончиков ветвей — во веки веков.
— Тогда зачем ты собрал это войско? Зачем тебе идти и…
— Я должен.
Томас вновь двинулся по узкой тропе и больше не отвечал. Нагоняли другие путники, напирая сзади. А другой возможности переговорить с ним Хали не представилось. Очень скоро они достигли подножия утесов, и она пошла по своим делам, в то время как Томас отправился на войну.
Среди направленных им в лазарет оказался и Ферри. Хали уже выяснила, что думали о старике Томас и Керро, и невольно сочувствовала ему.
Работая вместе с Ферри под груботканым пологом шатра, она слышала, как воодушевляет свою армию Томас:
«Благословлена Кораблем сила моя; научает он руки мои брани и персты — делу ратному». |