— Многое из рассказанного им свидетельствует о тяжелой диссоциативной реакции. У него было трудное детство с физическими и, вероятно, сексуальными надругательствами. Полагаю, расщепление психики началось именно тогда, как попытка избежать боли и страха. Я не утверждаю, что он страдает раздвоением личности, но отнюдь не исключаю такую возможность. Его детство вполне могло спровоцировать подобный психоз.

Доктор Кэмпбелл подхватил эту мысль:

— Мы с доктором Кроссом обсуждали возможность наличия у Сонеджи-Мерфи «переходных состояний». Речь идет о психотических эпизодах, являющихся одновременно амнезией и истерией. В этом состоянии пациент может неожиданно очнуться в незнакомом месте, не понимая, как он там оказался и что делал столь продолжительное время. В некоторых случаях такие пациенты обладают как бы двумя личинами, зачастую антагонистическими. Так бывает при скоротечной дольной эпилепсии.

— Вы что, парни, в пятнашки играете? — возмутился со своего места Уолш. — Какая к черту дольная эпилепсия? Нет уж, Мэрион, позвольте мне! Чем дольше вы будете нас дурачить, тем больше у него шансов выйти из зала суда на свободу!

— Я вас не дурачу. Это не в моих правилах, — отозвался я.

Тут вмешался окружной прокурор Джеймс Дауд, суровый мужчина лет сорока. Если Дауд возьмется за дело Сонеджи, то вскоре прославится на всю Америку.

— Есть ли вероятность, что он имитирует все эти психотические состояния, просто играет? А на самом деле он — обычный психопат?

Собираясь с ответом, я оглядел сидящих за столом. Дауд искренне жаждет докопаться до правды, настроен скептически, но не предубежден. Представители вашингтонской прокуратуры сохраняют нейтралитет. Зато доктор Уолш сыт нами по горло.

— Да, такая возможность есть, — честно ответил я. — Именно поэтому я хочу попробовать регрессивный гипноз. Только так мы сможем проверить правдивость его историй.

— Только при условии, что он поддается гипнозу, — вмешался Уолш. — И если вы беретесь определить, загипнотизирован он или нет.

— Я нахожу, что он вполне гипнабелен, — быстро отреагировал я.

— А у меня на сей счет большие сомнения. Честно говоря, Кросс, они касаются и вас. Не важно, что он предпочитает беседовать именно с вами. Психиатрия и хорошие взаимоотношения врача и пациента — не одно и то же.

— Ему нравится, что я его выслушиваю. — Я в упор смотрел на Уолша, сдерживая желание наброситься на этого облеченного властью бездельника.

— Что еще говорит в пользу гипноза? — домогался окружной прокурор.

— Честно говоря, мы мало знаем о том, что он делал в период «переходных» состояний, — отозвался Кэмпбелл. — Сам он не помнит. Я опрашивал жену, но и она не в курсе.

— Неизвестно, сколько разных личин могло совместиться в нем одном, — добавил я. — Но основная причина для сеанса, — тут я сделал паузу, чтобы подчеркнуть особую значимость последующих слов, — я спрошу его о Мэгги Роуз Данн. Я выясню, что он с ней сделал.

— Благодарю вас, доктор Кросс, ваши аргументы ясны. — Прокурор Дауд поднялся из-за стола. — Спасибо за интересную встречу. Позже мы сообщим наше решение.

В тот вечер я решил взять дело в свои руки. Я позвонил знакомому репортеру из «Вашингтон пост» и попросил его о встрече в ресторанчике «У папаши» на краю Саут-Иста, единственном местечке, где нас не смогли бы засечь.