– Но ты ведь господин Утред, кудесник. – Парень ухмыльнулся.
– Я ездил туда повидаться с колдуньей, – пояснил я и вспомнил ту странную ночь и прекрасное создание, явившееся мне. Ее звали Эрсе, но поутру там оказалась только старая ведьма Эльфаделль. – Она провидит будущее, – продолжил я.
Однако Эльфаделль ничего не сказала мне про Беббанбург, а именно о нем я хотел разузнать. Услышать, что я возьму крепость, стану ее законным владельцем. Еще я думал о своем дяде, больном и дряхлом, и приходил в ярость. Мне не хотелось, чтобы он умер, не пострадав от моей руки. Беббанбург. Он преследовал меня. Последние годы я провел, стараясь накопить достаточно золота, чтобы пойти на север и осадить те могучие укрепления, но плохие урожаи истощили мой запас.
– Я старею, – пробормотал я.
– Отец? – Утред растерялся.
– Если я не завладею Беббанбургом, это сделаешь ты. Перенесешь туда мое тело и похоронишь. Положишь Вздох Змея в мою могилу.
– Ты сам возьмешь крепость.
– Я старею, – повторил я.
И не лгал. Мне перевалило за пятьдесят, а многие почитают за счастье дожить до сорока. С годами умирают чаяния. Было время, когда все, о чем мы мечтали, – страна, свободная от данов, страна английского народа. Но даны до сих пор правят севером, а саксонский юг наводнили попы, которые учат подставлять другую щеку. Я размышлял о том, что случится после моей смерти. Быть может, сын Кнута возглавит последнее великое нашествие, и будут пылать усадьбы, падут церкви, а страна, которую Альфред мечтал величать Англией, станет называться Данеландом.
Осферт, незаконнорожденный сын Альфреда, прибавил хода, нагоняя нас.
– Это странно, – сказал он.
– Странно? – Я впал в полузабытье, ничего не замечая, но теперь, посмотрев вперед, обратил внимание, что небо на юге отсвечивает красным. То был багрово-красный отблеск, цвет пожара.
– Усадьба должна еще дымиться, – промолвил Осферт.
Опустились сумерки, и небо потемнело, если не считать полосы далеко на западе и отсвета пожара на юге. Пламя отражалось в облаках, запах гари распространялся на восток. Мы почти приехали, и дым мог плыть только от Фагранфорды.
– Но он не может гореть так долго, – продолжил Осферт озадаченно. – Когда мы уезжали, пожар почти потух.
– Да и дождь лил с тех пор, – добавил мой сын.
Мне подумалось на миг, что жгут стерню, но то была глупость. До сбора урожая еще долго. Я заработал пятками, подгоняя жеребца. Могучие копыта чавкали по залитым водой колеям, а я колотил коня по бокам, переводя в галоп. Этельстан на своей более легкой и быстрой лошади вырвался вперед.
– Он упрям, – проворчал Осферт.
– Ему положено, – ответил я.
Незаконнорожденному сыну приходится с боем прокладывать себе путь по жизни. Осферту это известно. Как и Осферт, Этельстан – сын короля, но не сын жены Эдуарда, а это делает его опасным для ее семьи. Ему следует быть упорным.
Мы находились теперь на моей земле, и я погнал напрямик через напитавшееся влагой пастбище к потоку, служащему для полива.
– Нет! – вырвалось у меня в отчаянии, потому как горела мельница.
Это была водяная мельница, которую я построил, и теперь ее пожирало пламя, а рядом, приплясывая, как демоны, крутились люди в черных балахонах. Этельстан, вырвавшийся далеко вперед, вздыбил лошадь, чтобы заглянуть за мельницу, туда, где горели остальные здания. Все, что не спалили воины Кнута Ранулфсона, теперь полыхало: амбар, конюшни, коровник – все. И везде, особенно черные на фоне огня, мельтешили люди. |