– Господин! – заорал Осферт и погнал коня с намерением перехватить меня.

Толпа решила, что мы вдвоем гонимся за епископом, и хлынула вперед. Крестьяне вопили и кричали, потрясая своим грубым оружием, охваченные пылом исполнить предписанный Богом долг. Я знал, что нас задавят числом, но был зол и решил, что предпочту прорубить себе дорогу через этот сброд, чем обращусь в бегство перед ним.

Забыв про улепетывающего епископа, я направил коня на толпу. И тут прозвучал рог.

Он трубил с правой от меня стороны, где солнце дотлевало за западным горизонтом. Поток всадников на полном скаку вклинился между мной и народом. Они были в кольчугах, вооружены мечами и копьями, а лица их скрывались за нащечниками шлемов. Отблеск пожарища играл на этих шлемах, обращая конников в обагренных кровью воинов. Сырая земля превращалась в месиво под копытами коней, пока вновь прибывшие разворачивались лицом к толпе.

Один из них направился ко мне. Подъезжая, он держал меч опущенным, а затем вскинул его в приветствии. Губы его растянулись в ухмылке.

– Господин, что ты натворил? – спросил воин.

– Убил аббата.

– Ну, значит, сотворил для них мученика и святого, – хмыкнул он, потом извернулся в седле, чтобы посмотреть на всадников и толпу, которая перестала напирать, но выглядела по-прежнему угрожающей. – Думаешь, они будут благодарны тебе за еще одного святого? Да вот только им это вовсе не по нраву.

– Это случайность.

– Случайности тебя прямо-таки сами находят, господин, – снова ухмыльнулся он.

Это был Финан, мой друг, тот самый ирландец, который командовал воинами во время моего отсутствия и оберегал Этельфлэд.

Была здесь и сама Этельфлэд. Гневный ропот толпы стих, когда она неспешно подъехала, показавшись людям. В белом плаще, дочь Альфреда восседала на белой кобыле, а на светлых волосах покоился ободок из серебра. Этельфлэд выглядела как королева, ее любили в Мерсии. Узнав гостью, епископ Вульфхерд подскакал к ней и заговорил торопливо, вполголоса, но она не замечала его. Не замечала и меня – только сидела прямо в седле и смотрела на толпу. Некоторое время Этельфлэд молчала. Отсветы горящих зданий играли на серебряном венце, на украшениях вокруг шеи и на тонких запястьях. Лица ее я не видел, но знал, что сейчас оно излучает ледяную суровость.

– Вы, разойдитесь, – почти небрежно бросила она. Народ загудел, и ей пришлось повторить приказ более громко. – Разойдитесь!

Этельфлэд выждала, пока наступит тишина.

– Священники и монахи поведут вас. Те, кто пришел издалека и нуждается в пище и ночлеге, найдут и то и другое в Сирренкастре. А теперь уходите!

Она развернула кобылу. Епископ Вульфхерд последовал за ней. Я видел, как он умолял ее. Потом ее рука вскинулась.

– Кто здесь главный, епископ? – спросила Этельфлэд. – Ты или я?

В этих словах прозвучал решительный вызов. Этельфлэд не правила Мерсией. Это ее супруг повелевал Мерсией и, будь у него пара яиц, мог стать королем всей страны, но вместо этого стал рабом Уэссекса. Его безопасность зависела от помощи западных саксов, а те оказывали ее только потому, что Этельфлэд была его женой. А еще дочерью Альфреда, величайшего из королей западных саксов, и сестрой Эдуарда, правившего в Уэссексе теперь. Этельред ненавидел жену, но нуждался в ней. Ненавидел меня, потому как знал о нашей связи. Знал это и Вульфхерд. При брошенном ему вызове он напрягся, потом кинул взгляд на меня. Я понял, что его подмывает принять вызов и попробовать восстановить власть над мстительной толпой, но Этельфлэд уже утихомирила крестьян. Тут правила она. Правила, потому что пользовалась любовью в Мерсии, и народ, спаливший мое гнездо, не хотел обижать ее. Епископу было все равно.