Деревянная фигурка в кармане стала нагреваться. Да что за фокусы?

В дверном проеме показался кузнец.

Илья вытащил из кармана фигурку Макоши и вдруг заметил, как при виде ее лицо кузнеца исказилось. Илья только не понял – от удивления, ужаса, презрения, слишком быстро все произошло.

Кузнец держал в руках обыкновенную косу – с ней он и кинулся на Илью, взмахнув. Илья отпрыгнул – железяка чудом не задела его, сам выхватил из-за пояса топор и ударил кузнеца его острием в правый бок. И застыл в испуге – да он же человека ударил! Сам того не желая, нанес серьезное ранение! Теперь суд, тюрьма.

Но из-под топора не брызнула кровь, как должно было быть, а кузнец упал.

Илья выронил топор и наклонился. Чем зажать рану? Но тело кузнеца стало на его глазах съеживаться, темнеть, а потом зашипело, и Илья в испуге отпрянул.

Через несколько секунд вместо тела на земле была лишь зловонная лужица. Илью поразило то, что исчез даже кожаный фартук, который был на кузнеце, и несколько минут он находился в ступоре. Слишком быстро все произошло – и нападение кузнеца, и его, Ильи, ответный удар топором. В душе он уже чувствовал себя убийцей, будущим заключенным. А теперь и тела нет, а стало быть – и улик тоже. Что-то здесь нечисто, не Макошь ли чудит?

Илья нагнулся и подобрал деревянную фигурку, выпавшую у него из руки во время ответного удара. На ощупь она была обычной, хотя совсем недавно была теплой – даже почти горячей. Илья опустил ее в карман и подобрал топор. На лезвии – ни капли крови, чистое и блестящее, какое было, когда он только высадился сюда. Блин, называется – сходил за хлебушком! И местоположение не узнал, и в темное, страшное дело попал.

Он огляделся – ни одной живой души окрест. Нет, надо к шлюпке возвращаться, дальше вдоль берега идти.

Рассудив так, Илья двинулся в обратный путь и несколько раз оглядывался.

Прошагав с полкилометра и оглянувшись назад, он поразился – кузницы нет! Исчезла она, как будто ее и не было. Сгоряча уже хотел назад идти, чтобы убедиться, но стало жалко времени.

Полный мыслей, чувств и эмоций, он дошел до шлюпки, отвязал причальный конец и отплыл от берега – надо было плыть вдоль береговой полосы на запад. Неизвестно, куда его занесло; получается, чем дальше на восток от Архангельска, тем реже населенные пункты. Не до Семжи уже, надо искать большую реку или видимое с воды село, а приключений на пятую точку искать нечего.

В Белое море впадает много рек, речушек и ручьев. Из тех, что поменьше, – Мегра, Золотица, Кулой. А потом и вовсе большая, судоходная – Северная Двина. В устье этих рек поселки стоят, а на Двине и вовсе Архангельск.

Илья вдруг вспомнил о родителях – уже несколько дней он им не звонил. Нехорошо, волнуются за него.

Он запустил дизелек. Эх, маху дал, поторопился. Надо было слить в бочку солярку из топливных баков «Любови Орловой», сейчас бы голова не болела. Маломощный дизель топлива расходовал мало, но и топливный бак мал.

Задача спасательной шлюпки – отойти от тонущего или терпящего бедствия судна, сообщить по рации координаты, дождаться прибытия спасателей или самим дойти до близкой суши. Одним словом – спасти, а не совершать длительные переходы, это задачи разные.

У Ильи оставались еще две пятилитровые емкости топлива. С учетом расхода солярки хватит часа на четыре хода плюс топливо в баке. Итого – можно рассчитывать на семь-восемь часов хода, потом все. Грешным делом Илья уже подумывал: а не бросить ли лодку и не пойти ли пешком? Но по воде, под мотором у него должно получиться быстрее, и силы экономятся.

Периодически он взбирался на пластиковый верх полки, вставал во весь рост и осматривал берег – не мелькнут ли вдали избы?

Через несколько часов хода на душе его стало тревожно.