Пока все не отшлифовано до изложения и аргументации, которые ее устраивали. Но эти тетради – ее оригинальные, исходные мысли, необработанные и неотстоявшиеся. И нельзя вот так просто… Не знаю, но мне кажется, что передача их в архив была бы чем то недостойным. Все равно что выставить на обозрение ее препарированный труп.
Может, я слегка перегибаю с этой образностью. Но вид у нее примерно такой.
– Боже мой. – Миссис Лю подносит руку ко рту. – Боже мой, поверить не могу…
– Разумеется, все зависит от вас, – спешно заверяю я. – Это полностью ваше право – поступать с ними, как вам заблагорассудится. Просто, как подруга Афины, я чувствую себя обязанной вам это сказать. Я не думаю, что это то, чего хотела бы Афина.
– Понимаю. – Глаза миссис Лю покраснели и полны слез. – Спасибо вам, Джун. Я даже не думала… – На секунду она замолкает, уставясь в свою чашку. А затем, с усилием моргнув, поднимает взгляд на меня: – Тогда, может, они нужны вам?
Я в ответ якобы вздрагиваю:
– Мне?
– Мне больно, когда они вот так рядом. – Она как то вся осела. И глядела снизу вверх с покорной ласковостью. – А поскольку вы так хорошо ее знали… – Она медленно покачивает головой. – О боже, что я такое говорю? Такое навязывание… Не надо, забудьте об этом.
– Да нет, что вы! Просто…
Может, сказать ей «да»? И полный контроль над записями Афины по «Последнему фронту» и бог весть чему еще будет у меня на руках. Идеи будущих романов… Может, даже полные черновики…
Нет, лучше не жадничать. Того, что нужно, я уже добилась. Но еще немного, и я рискую оставить след. Миссис Лю будет осмотрительна, но что будет, если Yale Daily News , пусть и без злого умысла, озвучит, что все эти блокноты теперь принадлежат мне?
Я же, грешным делом, не собираюсь строить всю свою карьеру на переделывании работ Афины. «Последний фронт» – это особая, счастливая случайность; слияние двух разноплановых гениев. А любые работы, которые я буду создавать впредь, – это уже мои собственные. Искушения под боком мне не нужно.
– Я не могу, – с мягким участием говорю я. – Ведь я тоже буду чувствовать себя не в своей тарелке. Может, их лучше оставить в кругу семьи?
Чего бы мне хотелось, так это чтобы она их сожгла, а пепел развеяла вместе с прахом Афины, чтобы никто, ни один любопытный родич через десятилетия не мог сунуть в них нос с целью вытащить то, что следует оставить в покое. Только нужно заставить ее думать, что эта идея исходит от нее самой.
– Но мне больше некому, – снова качает головой миссис Лю. – После того как ее отец вернулся в Китай, мы с Афиной остались вдвоем. – Она тихонько шмыгает носом. – Потому я и пошла навстречу людям из Марлина. Вы ведь понимаете: они, по крайней мере, избавили бы меня от этого.
– Я бы просто не стала доверять публичному архиву, – говорю я. – Еще ведь неизвестно, что они там обнаружат.
Глаза миссис Лю испуганно расширяются. Внезапно ее черты пронизывает тревожность; любопытно даже узнать, о чем она думает, но понятно, что лучше не совать нос в чужие дела. То, за чем я пришла, я уже получила. Пускай остальное доделывает ее воображение.
– О боже мой, – вновь выговаривает она. – Поверить невозможно…
У меня скручивает желудок. По ее лицу блуждает детская жалобная улыбка. Боже, что я делаю? Внезапно единственное, чего я хочу, – это убраться отсюда. Черт с ними, этими треклятыми тетрадями! Хрень какая. Поверить невозможно, что мне хватило наглости явиться сюда.
– Миссис Лю, я ни в коем случае не хотела на вас давить…
– Перестаньте. – Она со стуком ставит свою чашку на стол. |