– Что случилось, Чейс? Вор появился?

Не глядя на нее, он покачал головой:

– Тогда что не так?

– Многое, Энни. Все не так.

Чейс повернулся к ней, и она поняла, какой удар уготован им. Горечь подступила к горлу, когда он увидел, как беспокойное выражение ее лица меняется на мягко печальное. Огоньки погасли в голубых глазах. «Глубокое разочарование, – подумал Чейс, – вот что правит сейчас ею». Энни в этот миг была необыкновенно чиста и красива.

– Ты жалеешь, что занимался со мной любовью, да?

– Энни, – слова, которые уже не смогут вернуть ей надежду, вырвались из него наружу. – Я сделаю все, чтобы помочь тебе получить гражданство, если это нужно. У меня есть кое-какие связи. Я даже под присягой скажу, что ты американка.

– Под присягой?

– Ну, да, да!

– Но мы же женаты, Чейс. Зачем нужно... под присягой?

Он отвернулся, чтобы не видеть убийственную безысходность в ее глазах. Сердце его разрывалось на куски.

– Черт побери, Энни! Это не сработает.

– Что не сработает? – Ее голос срывался. – Всего можно добиться, если захотеть. Захотеть по-настоящему.

– Во имя всего святого, постарайся же понять!

Он уже чувствовал и собственную беспомощность, какую-то душевную пустоту. Остается только одно – с корнем вырвать у нее надежду, и как можно скорее.

– Я не хочу жениться, Энни. Ни на тебе, ни на ком другом. Мне не нужна семья, эти желтые занавесочки и выводок ребятишек под ногами. Это не для меня.

Чейс уже приготовился увидеть ее слезы, но Энни не заплакала. Она, ошеломленная, смотрела на него, как на чудовище.

– И не важно, что я люблю тебя? Всегда любила? Это не играет никакой роли?

– Это важно, Энни, чертовски важно. Но я не могу позволить себе мечтать о нашем будущем. Нужно порвать все сейчас же. В любом случае мы не останемся женатыми.

– Да, конечно, мы не останемся женатыми. – Голос прозвучал словно издалека. Казалось, Энни сейчас говорила сама с собой. – Мы разведемся сразу же, как я получу гражданство.

– Энни, женитьба в Коста Браве была вынужденной мерой, мы оба это понимаем. И тогда понимали. Так что наш брак ничего не решает. А если так, – Чейс жестко бросал слова, балансируя по самой кромке обрыва, – брак должен быть расторгнут.

Энни вздрогнула, пошатываясь, отступила назад. Любой другой удар был бы ничем в сравнении с этой беспощадной истиной. Чейс не любит ее. Он рисковал жизнью, спасая ее, даже женился, но не любил ни тогда, ни теперь. И никогда не полюбит. Безнадежность сжала горло и сердце. Энни стало жарко, боль перешла в злость. И тогда она поняла, что взбешена. Она с полным на то правом могла сейчас сказать, что он эгоист и подлец, что он бежит от самого лучшего в жизни – от любви, без которой никогда не будет счастлив. Но чего она этим достигнет? Суровый взгляд Чейса говорил – ничто не заставит его изменить принятое решение.

Да, наверное, она права: Чейс просто не способен любить. Сейчас это уже не имеет никакого значения. Энни захотелось поскорее уйти отсюда. Оставаться рядом е ним было бы слишком больно. Она ненавидела себя за то, что просила у него помощи. Но сейчас главное найти в себе силы, чтобы уйти без слез. А потом – забыть о нем.

– Чейс, я...

Он поднял руку, останавливая ее. Энни споткнулась на полуслове. Она поняла, что этим решительным жестом Чейс вовсе не хотел ее обидеть. Он напряженно вглядывался в узкий проход шахты.

– Там кто-то есть, – прошептал он и схватил Энни за руку, увлекая за выступ скалы.